Паутина - [12]

В маленьком зале никого не было, но она слышала какой-то шорох и шаги за угловой дверью. Она медленно обошла вокруг большого стола, лениво приподнимая увесистые фолианты. Каждая карта в них для сохранности была проложена с обеих сторон листами пластика. Воздух в помещении был прохладный; пахло книжной пылью. Из соседней комнаты доносился только шелест бумаг. Сабрина подошла к стене. Она сплошь состояла из встроенных ящичков. Она принялась выдвигать их, рассматривая карты. Ей незачем было сюда приходить, ведь она не имела ни малейшего представления ни о стоимости, ни о степени уникальности карт, которые перебирала, выдвигая один ящик за другим. Но уходить ей почему-то не хотелось. Она уже дважды подумала об этом — есть же и другие места, куда можно пойти; город большой, а у меня свободен только сегодняшний день, — но оба раза не решалась тронуться с места.

— Доброе утро, мадам, чем могу служить? — Из двери вышел маленький, сгорбленный человечек, опирающийся на трость. Взъерошенные седые волосы, аккуратная белая бородка клинышком. — Прошу прощения, что заставил вас ждать — заворачивал кое-какие карты для одного покупателя… А-а, так это вы, мадам. Пришли, значит, за той картой Торнье? Наверное, ваш друг ждет не дождется. Неудивительно — он так взволновался, когда увидел ее. Она у меня для вас уже приготовлена, сейчас я за ней схожу.

У Сабрины учащенно забилось сердце, она чувствовала, что еле стоит на ногах.

— Мадам! Вот стул. Хотя нет, прошу прощения, это всего лишь табурет, но все же… пожалуйста, пожалуйста, садитесь, мадам. На улице, наверное, очень душно?

Он взял ее за руку, но Сабрина мягко отвела его руку.

— Благодарю вас, я не буду садиться, я нормально себя чувствую. — Карта выпала у нее из руки. Уставившись на нее, она видела, как тонкие линии и бледные краски расплываются неясным пятном перед глазами.

— Недалеко отсюда живет врач, мадам. Я могу привести его.

— Нет, это ни к чему, мне не нужен врач. — Она улыбнулась ему. — Возможно, вы правы, на улице слишком жарко. — Помедлив, она решилась. — Впрочем, признаюсь, я сбита с толку. Я не была у вас недавно, я вообще никогда не была в вашем магазине. Не знаю, кто здесь был, но эта женщина, наверное, была похожа на меня.

Нахмурившись, он посмотрел на нее.

— Мадам шутит? Все точно так же: шляпа, шарф, волосы… и лицо! Такая женщина, как вы, мадам, — такая красивая, такая влюбленная, так одержимая жаждой знаний, не так быстро забывается. А ваш друг, который так хорошо разбирается в картах! Я его тоже не мог бы забыть. — Нагнувшись, он поднял карту с пола. — Разговаривать с ним было одно удовольствие, не многие в наше время обладают столь обширными познаниями. А ведь он — художник, не картограф! До сих пор не могу опомниться от изумления.

Сабрина покачала головой.

— Здесь какая-то ошибка. Они говорили вам, как их зовут?

— Вы спрашиваете, сказали ли вы мне, как вас зовут, мадам? Нет, не сказали. Я спросил у вашего друга, есть ли у него визитная карточка, он ответил, что нет, и еще пошутил. У художников, говорит, есть полотна, а не визитные карточки. Нет, мадам, ваш друг не сказал мне, как его зовут, так же как и вы. — Он многозначительно посмотрел на нее, ожидая, что она назовет себя и тем самым положит конец непонятной игре, которую сама же и затеяла.

Кем бы они ни были, мелькнула у Сабрины мысль, у них, вероятно, были веские причины для того, чтобы не назвать себя. Продолжительный разговор о том, что продается в магазине и о том, купить ли ту или иную вещь, практически всегда заканчивается знакомством.

— Меня зовут Стефани Андерсен, — сказала она, — но женщину, которая была в вашем магазине, зовут иначе.

— Мадам! — взорвался он. Отвернувшись, он убрал карту в нужный ящик, затем снова повернулся к ней. — Если вы передумали и теперь не хотите покупать карту Торнье — это одно. Насколько я понимаю, вы не питаете особого интереса к картам, занимаясь антикварной мебелью, но…

— Что?

— Прошу прощения, мадам?

— Вы упомянули об антикварной мебели.

— Mon Dieu![4] Мадам, вы окончательно сбили меня с толку, продолжая эту игру, которая кажется мне на редкость странной. Мне неважно, как вас зовут…

— А они говорили, где живут? В каком-нибудь районе Авиньона или, может, в одном из городов неподалеку?

Он в отчаянии всплеснул руками.

— Нет, мадам, мне вы этого не говорили.

— А какой живописью он занимается?

— Он мне этого не сказал. Вы и сами знаете.

— Вы не наблюдали за ними, когда они вышли из магазина? Куда они пошли?

— Я не знаю, куда вы пошли, мадам. И не желаю знать — меня это не интересует. А теперь прошу извинить — дела.

Разозленный странным разговором с ней, он ушел в соседнюю комнату.

Сабрина нерешительно постояла на месте, потом медленно вышла из магазина и, пройдя обратно тем же путем, вдоль реки, вернулась в центр города. Магазины скоро уже, наверное, закроются на обеденный перерыв, а когда откроются, ей надо быть в пути, чтобы успеть на рейс из Марселя в Лондон, иначе она не успеет на утренний рейс в Чикаго. Впрочем, какая разница — открыты магазины или закрыты? Если эта женщина, эта самозванка — ибо кто же она еще? — ни за что не хотела называть свое имя хозяевам магазинов, так же, как и ее приятель, то что толку ходить из одного магазина в другой в надежде выяснить, кто они такие, чем занимаются и почему?