Паутина Циолковского, или Первая одиссея «Мира» - [15]

Не дослушав сообщение М3 до конца, Косовский и Снегирев бросились к торросам, связист тоже поднялся, намереваясь последовать за ними, но Косовский сердито махнул рукой и прикрикнул:

— Сиди на месте — ищи третьего!

Перед глазами подбежавших космонавтов открылась поистине трагическая картина. Среди тающих, скользких глыб метана беспомощно лежала искореженная капсула, лишенная купола обзора. На месте пилота сидел офицер, плотно пристегнутый магнитными зажимами к разорванному креслу. Со спины не было видно его лица, но и так всем было ясно, что это Абу Син. Осторожно выключив ремни, Косовский повернул тело к себе и все увидели, что прозрачный пластик скафандра разбит и на них смотрит искаженное гримасой боли лицо, покрытое слоем льда. Лицо казалось совершенно мертвым. В чужих, незнакомых чертах, с трудом угадывался Абу Син. Но то, что это был именно он, не вызывало у Косовского никаких сомнений. М3 стоял в стороне, ожидая указаний.

— Отнеси его к моей капсуле и прямо в скафандре аккуратно уложи в контейнер с метаном. Возможно, нам еще удастся вернуть его к жизни! приказал Косовский.

М3 легко, словно пушинку, поднял облаченное в скафандр тело Абу Сина и осторожно понес его к капсулам. Снегирев пошел рядом, придерживая ноги Абу Сина, хотя в этом и не было никакой необходимости — М3 нес тело очень осторожно и аккуратно.

Осмотрев поврежденную капсулу, Косовский убедился, что ее можно починить и пошел вслед за своими спутниками.

М1 и М2 наконец-то откопали найденного первым космонавта. То, что предстало глазам взволнованных людей, мало походило на космонавта — скорее, это были обледенелые куски человеческого тела с прилипшими к ним осколками скафандра. На одном из таких лоскутков сиротливо испускал импульсы небольшой бикронный маячок.

— Сложите все останки во второй контейнер с метаном! — приказ Косовский.

— Нам не удалось найти голову! — предупредил М1.

— Возможно, она находится где-то здесь, под слоем метанового селя, добавил М2 и поинтересовался: — Продолжать поиски?

— Да. М2 приказываю продолжать поиски. М1 — за мной! — распорядился Косовский.

Маяк третьего пропавшего космонавта долго не удавалось запеленговать. Косовский даже решил, что он пострадал еще больше. Но сам маячок находился в сверхпрочной молеоновой капсуле и она должна была уцелеть на Минске при любых обстоятельствах. Связист прощупывал эфир и, наконец, когда спасатели стали терять последние надежды отыскать своего товарища, он радостно сообщил:

— Есть! Метрах в двухстах от побережья. В океане.

— Снегирев, М3 и М1 — на поиски. Продвигаться осторожно. Первый — М1, затем — М3. Замыкает Снегирев. Всем обвязаться страховочным тросом. Взять с собой торпеды для плавания в жидком метане! — приказал Косовский.

Старший вахтенный офицер сидел на берегу и напряженно следил за продвижением спасателей. Вначале под кромкой метана исчез шедший первым М1, за ним — М2 и, наконец, последним с головой погрузился Снегирев. При каждом погружении раздавалось сильное шипение и над каждым из погрузившихся взмывало вверх маленькое облачко метанового пара, словно в воду опускали разогретый металл. Впрочем, так оно и было — верхние наружные части скафандров еще не успели полностью остыть и были слишком горячими для холодного, чужого океана.

Когда Снегирев, помахав на прощание рукой, скрылся в океане, Косовский почувствовал, что не может больше сдерживать волнение и стал прохаживаться вдоль самой кромки метана, напряженно вслушиваясь в переговоры ушедших спасателей. Он мог не бояться, что это расценят, как слабость. Связист был занят корректировкой курса спасателей, а М3, которому, в общем-то, были безразличны человеческие эмоции, продолжал безуспешно разыскивать голову погибшего космонавта.

Волноваться было от чего. Смерть любого члена экипажа всегда плохо действует на всю команду. Но еще хуже, когда это происходит на фоне серьезных трудностей и проблем, ибо практически всегда порождает ощущение беспомощности и какой-то обреченности. Это было зловещее дыхание Космоса, не желающего раскрывать свои тайны. Косовский видел смерть не так уж и редко слишком опасной была работа космических разведчиков, но сейчас, когда «Мир» полностью потерял связь со своим миром, эти смерти выглядели слишком уж зловеще. «Словно жертвоприношение», — мрачно подумал Косовский, но тут же отогнал от себя эти мысли.

— Вижу скафандр — он излучает тепло. Но перед нами расщелина, — сообщил М1, шедший впереди.

Косовский знал, что там, в океане, царит почти полная тьма — М1 видел только благодаря своим инфракрасным «глазам», дополненным бикронными микролокаторами. Подобный прибор был и у Снегирева, с той лишь разницей, что роботы воспринимали изображение сразу своей главной платой — «мозгом», а человек видел картинку на стекле скафандра.

— Отправляйся к нему на торпеде. М2 — на страховку! — приказал Снегирев.

То, что роботы видели космонавта, было хорошим предзнаменованием. Скафандр потерпевшего крушение был еще теплым и человек вполне мог оставаться еще живым. «Хоть бы этот парень был жив! Хоть бы один! Тогда и мы прилетели бы сюда не зря! Господи, помоги ему — не дай ему умереть!» мысленно произнес свою молитву Косовский, который обычно, как и большинство людей, был не слишком религиозным, но сразу же вспоминал о Боге, когда приходилось слишком трудно.