Паутина - [3]
Воображаемая гильотина со свистом пронеслась рядом со мной… В голове отозвалось хлёсткое слово, лаконично характеризующее моё теперешнее состояние. Я взяла сумочку, с минуту сидела неподвижно, а потом вышла вслед за ним. На бордюре сидела Аня.
— Ну?!
— Ну и ничего!
— Как? Совсем?
— Совсем!
— Потрясающе! — выдохнула Аня.
— Что в этом такого потрясающего?
— Настоящий парень! Ты его попросила — он не беспокоит.
— Откуда ты знаешь?..
Ну что же, я совсем, по-твоему, того? Как сказать по-русски?.. Wahnsinnig.
— Ладно. Проехали. Тебя подвезти?
— А как же?! Только мы что, уже уезжаем? Я думала по магазинам пройтись…
— Ты по Охотному Ряду прошлась, а мне сегодня ещё к репетитору.
— Подумать только! — проговорила Анна, усаживаясь в мою машину. — Ей скоро двадцать один, а она всё по репетиторам бегает. Это который язык?
— Неважно… — ответила я, поворачивая ключ зажигания. — Сама виновата — когда все дети учились, я…
— Можешь не уточнять. Мы с тобой вдвоём школу прогуливали.
— С той лишь разницей, что ты таки выучила французский, а я — нет.
— Значит, теперь французский? — улыбнулась она.
— Теперь — французский, — улыбнулась я.
В тот же день, часов в шесть, я вышла из дома и пошла уже знакомой дорогой.
Проходя мимо одного из домов, я остановилась, чтобы поправить босоножку. До дома моего репетитора оставалось не больше десяти минут пути. Я поднялась и пошла дальше, когда услышала:
— Девушка, извините, — я обернулась и увидела парнишку лет шестнадцати в бейсболке, рубахе навыпуск, широченных «трубах» и куче фенечек на обеих руках. — Извините, девушка, а вы не подскажете, сколько времени?
Только тогда я заметила, что на детской площадке, вдали от мамочек с малышами, одну из скамеек заняли около десятка таких же парней с девчонками. Они громко над чем-то смеялись.
— Без пяти семь, — ответила я и уже собиралась идти дальше, как к парню подскочила девчонка в коротеньких шортиках, облегающем топе без бретелек и с синими волосами, вылезшими из-под банданы.
— Макс, ну ты чё, застрял? — она фамильярно обняла парня, глянула на меня снизу вверх и надула огромный пузырь из ядовито-зелёного цвета жвачки.
— Да вот, время узнал, — Макс пожал плечами и посмотрел на меня, словно извиняясь за свою подругу.
— И чё? — девушка так чавкала, широко открывая рот, что очень напоминала пьяную вдрызг корову.
— Без пяти семь… А по какой шкале? — парень снова обратился ко мне. Мальвина хихикнула и покрутила пальцем у виска.
— То есть? — не поняла я.
— То и есть, что дают, — хрюкнула Мальвина. — По какой шкале?
— По шкале будильника типа «Пионер», — отрезала я. — Что-нибудь ещё? по их лицам было видно, что будильник — их лютый враг, а «Пионер» — это, скорей всего, название коктейля для самых маленьких. Ну, им же хуже. Я развернулась и направилась дальше, но не прошло и пяти секунд, как снова прозвучал голос той девчонки:
— А прикурить у тебя нет?
— Не курю, — ответила я, не останавливаясь. Краем уха я уловила ответ, явно предназначавшийся мне:
— Ну и дура!
Я обернулась, но… ни парня, ни девчонки, ни той шумной компании уже не было. Они не убежали, просто испарились…
«Идиотизм!», как сказала бы Аня.
Я уже минут пять звонила в дверь к репетитору, а там даже не шевелились. Ни звука — ровным счётом НИЧЕГО. Идти домой просто так не хотелось — всё-таки за знаниями пришла. Да и сдаваться просто так я не привыкла. И я звонила…. привалилась к двери и звонила. Чисто инстинктивно жала на кнопку, прекрасно понимая, что в квартире никого нет. Обидно, всё-таки. Наверное, такой день…
Пожалев, наконец, измученный звонок, я отошла от двери и направилась к лифту. Тот долго не приезжал, а когда приехал (грузовой), в нём было темно, как в глубоком колодце. Заходить в столь сумрачное место не хотелось, но, немного поколебавшись, я вспомнила о семнадцатом этаже, на котором находилась, и решила поехать.
Войдя в кабину, я в тусклом свете коридорной лампы нашла-таки кнопку первого этажа и нажала её. Когда двери закрылись, стало ещё страшнее. Я оглянулась, в поиске хоть малюсенькой полоски света, но ничего не нашла. По спине побежали мурашки, а лифт всё опускался и опускался. Казалось, целую вечность. И вечность эта длилась как-то слишком долго… Я не смотрела на часы — какое уж там — но была готова поклясться, что вверх я поднималась раза в три быстрее. Меня начали смущать такие странные обстоятельства, никак не желавшие укладываться в голове. Я даже засомневалась — едет ли лифт, когда…
… когда из дальнего угла раздался тихий, вкрадчивый голос:
— Кажется, мы застряли.
Наверное, я закричала, и, наверное, громко. Потому что в дальнем углу кто-то завозился, громко вздохнул и проговорил:
— Не пугайтесь. Вы меня не узнали?
Наверное, я снова закричала. Сердце готово было вырваться наружу из меня и из лифта, а я была готова побежать за ним.
— Нет, — утвердительно заключил голос. — Вы меня не узнали.
— К-к-как я мог-гу в-в-вас узнать, если я вас даже не вижу?.. — я еле заставила себя успокоиться.
— Вы меня просто не увидели. Тут темно, — заключил голос. Только тогда я поняла, что голос — мужской.
— Я з-заметила, — унимая дрожь, проговорила я.
Как стать гением и создавать шедевры? Легко, если встретить двух муз, поцелуй которых дарует талант и жажду творить. Именно это и произошло с главной героиней Лизой, приехавшей в Берлин спасаться от осенней хандры и жизненных неурядиц. Едва обретя себя и любимое дело, она попадается в ловушку легких денег, попытка выбраться из которой чуть не стоит ей жизни. Но когда твои друзья – волшебники, у зла нет ни малейшего шанса на победу. Книга содержит нецензурную брань.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Абстрактно-сюрреалистическая поэзия. Поиск и отражение образов. Голые эмоции. Содержит нецензурную брань.
Как много мы забываем в череде дней, все эмоции просто затираются и становятся тусклыми. Великое искусство — помнить всё самое лучшее в своей жизни и отпускать печальное. Именно о моих воспоминаниях этот сборник. Лично я могу восстановить по нему линию жизни. Предлагаю Вам окунуться в мой мир ненадолго и взглянуть по сторонам моими глазами.