Пауки - [16]

— Хорошо ли тебе?.. Целует ли тебя так твой Марко? — спрашивает он порывисто и страстно прижимает ее к себе. — Хорошо ли нам?.. Скажи?!

Маша не отвечает, охмелев от наслаждения…

Улыбаясь, смотрит ему в глаза, придерживает рукой его голову, чтобы не отрываться от этих глаз… Взгляды их сливаются, они забылись в любовном упоении…

— Что скажешь, Маша, об отце Вране? — спрашивает Раде немного погодя и не ждет ответа. — А что скажешь насчет газды Йово? Сами без чужих жен жить не могут, а нам запрещают… Пускай, куда бы ни шло, однако нынче им иное по сердцу пришлось. Все мне кажется, что они нам враги. Открылись у меня недавно глаза: кажется мне, думают они: страдай, копи, работай, только не на себя, а на нас… Недаром в церкви православные поют: «Подай, господи!»[6] — и от души засмеялся. Потом, взглянув на солнце, сказал: — Айда, Маша!

Поднялись. Раде сложил все в торбу, вскинул ее на плечо и обнял Машу.

— Вот так, прямо по скату!

И они пошли в обнимку по усеянной цветами траве.

А солнце забралось в долины, овраги и ущелья, согрело мимоходом и эту чету, покрыло их росинками пота и уже спешит к старым букам, что стоят, раскинув сухие ветви, словно огромные птицы выпустили когти. Под ними усталая чета ищет тени… целуются-милуются под сухими ветвями, которым суждено погибнуть там же, где они выросли — на прекрасной, цветущей горе…

Перед судебным заседанием свидетели Илии — Крыло и Журавль — прежде чем войти, шепотом сговорились у входа, да так и не подтвердили перед судьей того, что хотел Илия.

Несмотря на свой опыт, путались в показаниях, опасаясь, как бы суд не уличил их во лжи. Все дело тут было в газде Йово; недаром его управитель Васо обхаживал их и поил вином. Угощал свидетелей и Петр, вот они и не хотели обидеть ни ту, ни другую сторону. В конце концов суд признал завещание незаконным. Когда решение было объявлено, газда Йово позвал Петра, и согласно уговору была составлена новая сделка, по которой Петр уступал газде всю землю, включая и свою долю, а газда сверх договоренной цены выплачивал ему пятьдесят талеров. Эту сумму он заприходует на счет Петра, а уплату оставшегося долга отложит до более благоприятного времени.

У Илии сжалось сердце, когда он узнал о продаже земли. Уже несколько ночей подряд, едва заснув, он просыпался и все думал, как бы помешать разделу. Днем он задумчиво обходил поле и луг, на лугу останавливался… Луг был скошен, но Илия надеялся на добрую отаву, ему уже слышался звон кос, грезились при свете месяца косари.

Он видел, как после каждого взмаха ложится рядками цветущая трава. Вот он потчует косарей вином, чтобы дружней работали… И с других лугов в такую теплую ночь несется звон кос и неясный говор, словно курлыканье журавлиного косяка, а обмелевшая река течет спокойно, можно не раздеваясь перейти ее вброд…

Не все еще отдал луг, трава только пробивается. Зимою луг отдохнет, как и он, а к лету опять завладеют им косари!

Но что, если закон заставит его поделить землю на куски, искромсать ее? От этой мысли Илии становится так тяжко, словно заживо отрывают правую руку у Раде.

Спустя несколько ней газда послал управителя Васо в село с тем, чтобы тот пустил слух, будто газда продает землю покойного Нико, и разузнал, как отнесутся к этому крестьяне и какую предложат цену. Васо ходил из дома в дом, расхваливал землю и заламывал неслыханную цену. Врет и клянется: «Предложил газде такой-то и такой-то столько-то, но другой — не хочу называть его — надбавил еще сорок талеров!»

Крестьяне заволновались, и несколько дней подряд на селе только и было речи что об участке Нико.

Илия страдал ужасно. Тотчас после сделки Петра с газдой он надумал выкупить проданную Петром землю. Илия колебался некоторое время, давая окончательно созреть этой мысли, но тянуть тоже не приходилось. Илия боялся, как бы его не опередили, — что тогда делать? После драки кулаками не машут!

Собравшись с духом, он пришел однажды в контору газды и сказал ему, сверкая глазами:

— Хозяин!

— Здорово, Илия!

— Ты купил все доли у Петра?

— Хочешь и свою продать?

— Не ради того я пришел.

— Однако?

— Может, ты продашь?

Газда взглянул на него, улыбнулся и спокойно ответил:

— Я не перекупщик… но за хорошие деньги все можно… Однако только за хорошие деньги! Пашни родят как в Египте, а какой луг!

— Земля добрая! — говорит Илия как бы про себя. — А сколько просишь за нее, хозяин?

— Полегоньку, милый, спешить некуда! Много народу налетело, но надо по совести, по череду… ближе всех ты и Петр… Полегоньку!

Он выдвинул ящик стола, достал толстую кипу бумаг и, порывшись в ней, нашел план.

— Видишь, — сказал он, тыча жирным пальцем в вычерченные земельные участки. — Это пашня, это черное — лесок, а это луг — плодородная, благодатная почва, золотая жила, — говорит газда Йово словно бы про себя.

— А сколько просишь? — повторяет Илия, заглядывая лихорадочно горящими глазами в пестрый чертеж.

— Чего торопиться, — говорит хозяин задумчиво. — Может, и передумаю, не хотелось бы мне продавать землю всю целиком… Лучше распродать по частям, участками… раскромсать.

При слове «раскромсать» Илия обомлел.