Паучком в паутинке - [2]

– Прошу тебя, не надо, – сдаваясь, попросила я. – Может быть, прежде чем убивать, ты поговоришь со мной?

– Давай поговорим, – самоуверенность мальчишки выводила меня из равновесия. – Но тебе все равно не убежать от этой личинки.

– Тебе тоже, – еле слышно пробормотала я, вспоминая.

* * *

Когда-то мне тоже было тринадцать.

Во мне почти не осталось человеческих воспоминаний. Например, я помнила лица своих родных, но не могла вспомнить имен. Мама, отец, сестры, братья – эти слова давно стали для меня пустым звуком. Я помнила, что они означают, но не могла почувствовать. У меня сегодняшней не было родственников. Я была здесь, а люди – там, на концах паутинок.

Впрочем, некоторые воспоминания по-прежнему оставались со мной. И одно из них – всеобщая нелюбовь. Меня НЕ ЛЮБИЛИ. Что-то было во мне такое, что заставляло даже родных отворачиваться от меня. «Убогая, калечная», – эти слова, произносимые ими почти ежедневно, до сих пор болью отдавались внутри. Хотя смысл самих слов ускользал от меня.

Последнее яркое воспоминание – утро, крупные капли росы, от которых мгновенно намокает одежда. Я медленно бреду прочь от деревни. Мне страшно. Но я не могу повернуть обратно. Меня словно утягивает потоком. Если я помедлю, то захлебнусь. Я с трудом передвигаю ноги, но упрямо плетусь вперед... Если бы я осталась человеком, я бы, наверное, до сих пор удивлялась тому, как прошла этот путь. Дорогу до своего нынешнего жилища.

Он возник передо мной в полдень – белый вытянутый в высоту кокон. И в отличие от моего гостя я не знала, что это такое. Потом та сила, которая всю дорогу подгоняла меня, перестала действовать. И я рухнула на землю.

Тихий голос произнес:

– Я боялся, что ты опоздаешь. Поэтому так торопил тебя. Сделай еще несколько шагов.

– Зачем? – все еще задыхаясь, спросила я.

– Мне нужно дотронуться до тебя. Подойди. А потом у нас будет время поговорить.

Я с опаской приблизилась.

– Прикоснись ко мне ладонью.

Не понимая, ни куда я попала, ни что происходит, я выполнила приказ. В ладонь как будто вонзили жало. И меня окатила волна паники, когда я поняла, что руку не отдернуть. Но очень скоро принуждение исчезло. Я шарахнулась в сторону, чувствуя, как по лицу катятся слезы.

– Не надо плакать. Ты скоро забудешь, что такое боль. А вот во мне сидит жадная личинка, которая ест меня изнутри, – казалось, он вздохнул, и мне стало жаль его. – Поэтому я решил позаботиться о потомстве. И выбрал тебя. Там, откуда ты пришла, тебе ведь ничто не держит?

– Да, – чуть слышно согласилась я. Этот голос уже был роднее всех, кого я оставила. Он был другом. Отцом, которого мне предстояло потерять. Он беспокоился обо мне.

– Не бойся, та тварь, которая ест меня и которая скоро выберется наружу, не тронет тебя. Она ведь тоже только родится. А потом ты спрячешься. Я был неосторожен, когда выбрал домом эту поляну. Ты найдешь подходящее убежище. А потом тебе станет ясно, кто ты теперь и какая жизнь тебя ожидает. Длинная и интересная.

Я почти не понимала, о чем он говорит. Но его голос обволакивал теплыми волнами, лишая воли. Впрочем, он не так долго говорил. Через несколько часов он умер. Широко раскрытыми глазами я наблюдала за рождением существа, которое теперь было моим врагом. Но новорожденная оса улетела. А я отыскала известковую пещерку. И вскоре почувствовала, как с моим телом твориться что-то непонятное. Сначала оно как будто затвердело, лишив меня возможности двигаться, а потом его опутали плотные нити, превратившиеся в непроницаемый кокон. Я стала паучком.

* * *

Воспоминания отступили, и с раздражением я посмотрела на стоящего у входа мальчишку. Моя жизнь, которая казалась такой устоявшейся и безопасной, теперь зависела от него. Неужели я не смогу перехитрить обыкновенного ребенка? До сих пор я была убеждена в своем могуществе. Но сейчас чуть слышный голос внутри нашептывал: «Ты ничего не можешь. Слишком много он о тебе знает, этот мальчик». Я поинтересовалась:

– Почему ты хочешь убить меня?

– Ты питаешься людьми.

– Я не питаюсь людьми. Не передергивай, – наконец, позволила себе рассердиться я. – Не знаю, кто рассказал тебе эту глупость, но он соврал. Или сам не знал, о чем рассказывает.

– Нет, знал! Ты укорачиваешь человеческие жизни, не отпирайся.

– Да, это так. Но не я одна. Люди то и дело укорачивают друг другу жизни. В том числе и ты. Неужели ты думаешь, что не укоротил жизнь своей матери, когда родился?

– Неправда! – в его голосе звенели упрямство и злость.

– Правда, – не нужно было повышать голос, чтобы он услышал. Но это ничего не меняло. Мне стало скучно. Но все-таки я задала еще один вопрос: – Откуда ты узнал обо мне?

– Мой учитель рассказал мне.

– Это он послал тебя сюда?

– Нет, – в голосе ребенка опять зазвучала плохо скрываемая гордость. – Учитель не знает, как отыскать тебя. Он многое не знает, хотя он – УЧИТЕЛЬ. А вот я узнал. Узнал и отыскал тебя. Зато учитель рассказал мне о том, что для тебя – смерть.

Бесполезно было с ним разговаривать. Бессмысленно разубеждать того, кто считает тебя кровожадным чудовищем. Я рассердилась, и неожиданно ощутила, как мое раздражение превращается в плотный комок. Нет, в жало. Я вспомнила своего далекого «учителя». И стало ясно, как мне следует поступить... Боясь, что и на этот раз мне не удастся схитрить, я иронично заметила: