Патрик Мелроуз. Книга 1 - [9]

Истовая приверженность стала охладевать только в июле, когда Анна приехала погостить в Лакост, где отношения Дэвида и Виктора раскрылись ей во всей полноте. Анна не понимала, с какой стати и чего ради Виктор впустую тратит время, стремясь обеспечить себе положение в светском обществе и утвердиться в глазах Дэвида.

По словам Виктора, они с Дэвидом были ровесниками — так он именовал всех людей примерно своего возраста, которые не обращали на него внимания в школьные годы. «Мы знакомы со времен Итона» означало, что в школе этот человек безжалостно издевался над Виктором. Школьными приятелями он называл только двоих бывших соучеников, но не поддерживал с ними отношений: один возглавлял какой-то кембриджский колледж, а другой пошел на государственную службу, однако все полагали, что он служит в разведке, потому что название его должности было невообразимо скучным.

Анна ясно представляла себе Виктора в те годы: боязливый мальчик, чьи родители покинули Австрию после Первой мировой и поселились в Хэмпстеде, а впоследствии помогли друзьям подыскать дом для Фрейда{5}. Образ Дэвида Мелроуза сложился у нее из рассказов Виктора и из американских представлений об английской знати — этакий полубог, обитатель огромного имения, непременный участник деревенских игр в крикет, щеголь в ярком жилете, свидетельствующем о его членстве в клубе «Поп», куда Виктора так и не приняли{6}. Воспринимать клуб всерьез было трудно, но Виктор очень расстроился. В целом, по мнению Анны, английские аристократы чем-то напоминали знаменитых американских футболистов, только не тискали девиц из группы поддержки, а колотили младших за пережаренный хлеб.

Встретившись с Дэвидом на красном ковре, расстеленном рассказами Виктора, Анна сразу же отметила его высокомерие, но решила, что американское происхождение не позволяет ей проникнуться колдовским очарованием несбывшихся надежд и загубленных талантов. Она сочла Дэвида обманщиком и сказала об этом Виктору. Виктор сурово отчитал ее, объяснив, что Дэвид очень терзается своим прискорбным положением. «То есть он знает, что от него — сплошной геморрой?» — уточнила она.

Анна направилась к лестнице, согревая руки об оранжевую кружку в пурпурных сердечках. Ей очень хотелось провести день за чтением, в гамаке, подвешенном к платанам перед домом, но она уже согласилась поехать с Элинор в аэропорт. На «увеселительной прогулке двух американок» настоял Виктор, снедаемый пылким желанием завязать тесную дружбу с Мелроузами. Из всего семейства Анне по-настоящему нравился только Патрик, который в свои пять лет еще умел радоваться жизни.

Элинор, несчастная и легкоранимая, поначалу растрогала Анну, но ее вечное пьянство понемногу начинало раздражать. Вдобавок Анне приходилось сдерживать не только свои порывы спасать окружающих, но и привычку без обиняков указывать на их моральные недостатки, поскольку она хорошо знала, что англичане сторонятся женщин, которые ясно выражают свое мнение, и особенно тех, которые отстаивают свои взгляды. Всякий раз, когда она выкладывала пиковый туз, его побивали каким-нибудь мелким козырем — сплетней, неискренним комплиментом, дурацкой шуткой или глупым замечанием — в общем, тем, что устраняло всякую возможность поговорить серьезно. Ей претило видеть мертвенные улыбки на лицах людей, снискавших победу исключительно своей глупостью.

Анна усвоила урок и впоследствии без особого труда поддакивала Джорджу Уотфорду, английскому герцогу и налоговому беженцу, который предпочитал до невозможности остроносые туфли и часто гостил у Мелроузов на Лазурном Берегу. Неподвижное, одеревенелое лицо Джорджа покрывала сеть тончайших морщин, как кракелюры на полотнах старых мастеров — тех самых, продажа которых «потрясла всю страну». По мнению Анны, от английских герцогов требовалось немногое: не расставаться со своим имуществом, особенно в тех случаях, когда оно представляло определенную историческую ценность, и быть хранителями того, что все остальные называли «нашим культурным наследием». К ее разочарованию, этот тип с лицом, похожим на паутину, не справился даже с элементарной задачей оставить своих Рембрандтов висеть где висели.

Так Анна и поддакивала до самого приезда Виджея Шаха, одного из знакомых Виктора, не причисленного к друзьям. Лет десять назад Виджей, возглавлявший в то время Дискуссионный клуб, пригласил Виктора в Итон для обсуждения «релевантности философии». С тех пор Виджей усиленно поддерживал знакомство с помощью потока высокохудожественных почтовых открыток и время от времени встречался с Виктором и Анной на лондонских вечеринках. Как и Виктор, Виджей окончил Итон, но, в отличие от Виктора, был очень богат.

Поначалу Анне было стыдно за невольную неприязнь к внешности Виджея. Землистый цвет кожи и одутловатые щеки делали его похожим на больного свинкой, а на широком лице торчал огромный крючковатый нос с вырывающимися из ноздрей неукротимыми черными волосками. Тяжелая квадратная оправа с толстыми стеклами оставляла на переносице воспаленные вмятины, но без очков близорукие глаза в темных глазницах выглядели еще хуже. Уложенная феном прическа венчала череп, как засохшая черная меренга. Досадная манера одеваться лишь подчеркивала природные недостатки Виджея. Безусловно, его излюбленные зеленые брюки-клеш были ошибкой, но они меркли в сравнении с летними пиджаками из шотландки яркой расцветки и вечно оттопыренными карманами. Впрочем, Виджей в нелепом наряде выглядел куда приличней, чем в купальном костюме. Анна до сих пор с отвращением вспоминала его узкие плечи, густо покрытые черными завитками волос и усеянные белыми пузырьками жировиков.