Патриарх Пимен. Путь, устремлённый ко Христу - [47]
Очевидно, что вопросы великого писателя в данном контексте были отнюдь не риторическими, но часть из этих и последующих обвинений он должен был бы адресовать не Патриарху Пимену, а советским чиновникам — в Совет по делам религий, в КГБ и в другие государственные и партийные инстанции, контролировавшие жизнь Русской Православной Церкви. Очевидно и бесспорно и то, что в письме Солженицына сказана горькая правда о бесправном положении Русской Православной Церкви в период ее «вавилонского пленения» государственным атеизмом. Тяжесть этого плена в наибольшей мере ощущалась именно Патриархом, ибо его ответственность пред Богом за паству была в такой же мере велика и значительна. Молодому поколению, выросшему уже в перестроечное и постперестроечное время, в конце 80-х и в 90-е годы, сейчас уже трудно представить то тяжелое, казавшееся беспросветным положение Церкви, красноречиво описанное А. И. Солженицыным в рассматриваемом письме:
«На каждый действующий храм — двадцать в запустении и осквернении, — есть ли зрелище более надрывное, чем эти скелеты, достояние птиц и кладовщиков? Сколько населенных мест по стране, где нет храма ближе ста и даже двухсот километров? И совсем без церквей остался наш Север — давнее хранилище русского духа и, предвидимо, самое верное русское будущее. Всякое же попечение восстановить хоть самый малый храм, по однобоким законам так называемого «отделения Церкви от государства», перегорожено для делателей, для жертвователей, для завещателей. О колокольном звоне мы уже и спрашивать не смеем, — а почему лишена Россия своего древнего украшения, своего лучшего голоса? Да храмы ли? — Даже Евангелие у нас нигде не достать, даже Евангелие везут к нам из-за границы, как наши проповедники везли когда-то на Индигирку».
Действительно, все было именно так. И в том, что сейчас положение коренным образом переменилось, есть очевидная заслуга Патриарха Пимена. В ретроспективном обзоре событий это становится все более очевидным с каждым годом. Нет, не утратил великий русский народ ни духа христианства, ни своего христианского облика!..
Сейчас мы знаем, что в этих «башмаках» было трудно ходить; есть в словаре живого великорусского языка другое слово — «колодки»: их надевали арестанту для предупреждения побега; и таким, в сущности, колодником, только в позолоченной клетке, и был Патриарх Пимен. Его бывший келейник епископ Сергий (Соколов), душевно сокрушаясь, вспоминает, что Патриарх не мог в то время позволить себе даже пастырских поездок по епархиям:
«По бывшему Советскому Союзу Патриарх путешествовал только по одному выверенному маршруту: Москва — Одесса. Я много раз наблюдал, как рано утром, проезжая Киево-Печерскую Лавру, Патриарх подходил к окну вагона и молился на проплывавшие вдали золотые купола монастырей… Личные встречи с пасомыми, знакомство с их духовной жизнью, которой, как правило, не бывает без проблем, — все это неотъемлемая обязанность всякого духовного руководителя. Если же этого общения нет, то священник, епископ и, конечно, Патриарх испытывают огромные затруднения в выполнении своего пастырского долга, и можно представить себе, что переживал и чувствовал покойный Святейший Патриарх Пимен, святой обязанностью которого было окормление многомиллионной российской православной паствы. Искусственно создаваемые безбожной властью обстоятельства, несомненно, были постоянным немым укором Первоиерарху, само имя которого — Пимен, переводимое с греческого как «пастырь», ежедневно напоминало ему о ненормальности положения Церкви в Советском Союзе»>1.
Глава Русской Церкви, к сожалению, не ответил А.И. Солженицыну. Но в полемику со знаменитым писателем вступил известный религиозный правозащитник священник Сергий Желудков (1910–1984). В своем открытом письме Солженицыну, рассуждая о тоталитарной, жестко централизованной Системе Советского государства, в которой легальная Церковь никак не может оставаться островом свободы, он писал: «Что же нам остается в такой ситуации делать? Сказать: либо всё, либо ничего? Попробовать уйти в подполье, которое в данной Системе немыслимо? Или же как-то вписаться в Систему и воспользоваться пока что теми возможностями, которые позволены? Русская иерархия приняла второе решение. Отсюда и происходит сегодня всё зло. Но другого выбора не было»[183].
Очевидно, что и о. Сергий Желудков подходит к проблеме неадекватно, по существу оставаясь в привычной парадигме противопоставления диссидентства и конформизма, то есть в системе чисто внешних координат, игнорирующих внутреннюю свободу Церкви (познаете истину, и истина сделает вас свободными: Ин. 8, 32) и ее неотмирность (царство Мое не от мира сего: Ин. 18, 36).
Здесь следует добавить, что А. И. Солженицын и священник Сергий Желудков в то время не знали о конфиденциальном отчете Василия Григорьевича Фурова, заместителя председателя Совета по делам религий при Совете Министров СССР (с 1968 по 1981 г.), написанном для членов ЦК КПСС. В отчете была изложена весьма условная схема деления иерархов Русской Церкви на 3 категории, по степени лояльности к властям предержащим. Патриарх Пимен был отнесен к первой, наиболее лояльной категории. Вместе с тем в докладе содержалась неожиданная критика в адрес Патриарха Пимена. Фурову не понравились его слова, сказанные 6 мая 1974 года: «Мы считали и считаем, что социальные вопросы не должны затемнять или заменять основное понятие спасения как освобождения от греха, проклятия и смерти и достижения жизни вечной в Царстве Небесном и в общении с Богом»
