Патриарх Никон - [28]

Духовенство и народ от неожиданности оторопели и растерялись, глядя на могучую фигуру патриарха, явившегося внезапно среди них, а Никон подозвал митрополита Иону и дал ему благословение, остальные священники и диаконы подошли уже сами, думая, что все это совершается с согласия царя. За духовенством стал подходить народ и принимать благословение архипастыря; наконец Никон приказал Ионе идти к царю и доложить ему о прибытии патриарха. Алексей Михайлович был у заутрени в своей домовой церкви и, выслушав доклад смущенного митрополита, немедленно послал звать иерархов и бояр. Самовольный приезд Никона вызвал в его памяти образ непреклонного и энергичного патриарха, начавшего с ним борьбу из-за первенства в государстве, и понятно, как охотно слушал он горячие речи собравшихся к нему на совещание; все называли поступок Никона преступлением, опасаясь в душе, что царь опять выдаст их головою ненавистному чернецу из мужиков. Зюзина не было среди бояр; сидя дома, он ожидал развязки смелой козни, устроенной им в надежде на кроткий нрав царя и на пробуждение в царском сердце прежнего расположения к Никону. Совещание продолжалось недолго, и князь Одоевский, князь Долгорукий, крутицкий митрополит Павел (заступивший место Питирима), Стрешнев и Иванов отправились в собор.

– Ты самовольно покинул престол патриарший, – заговорил князь Никита Иванович, – и обещался вперед не быть патриархом; уже об этом написано ко вселенским патриархам. Зачем же ты опять приехал в Москву и вошел в соборную церковь без воли Государя, без совета освященного собора? Ступай в свой монастырь.

– Я сошел с патриаршества никем не гонимый, – отвечал Никон, – и пришел никем не званный, чтобы Государь кровь утолил и мир учинил. Я от суда вселенских патриархов не бегаю. Сюда пришел я по явлению, – и патриарх передал Одоевскому заранее приготовленное письмо Алексею Михайловичу.

Посланные вернулись во дворец с письмом, в котором было описано сновидение, и Лигаридес первый громогласно восстал против смысла и содержания прочитанного: “Ангел сатаны преобразился в святого ангела! – закричал он. – Пусть скорее удалится этот лжевидец, чтобы не произошло смуты в народе или даже кровопролития!” Доверяя красноречивому Лигаридесу, царь послал его с двумя епископами прогнать Никона, но без насилия. Духовные лица торжественно вошли в Успенский собор.

– Уезжай из соборной церкви туда, откуда приехал! – заявил категорично Лигаридес.

На этот раз энергия покинула Никона. Он понял, что его подвели, обманули и одурачили. Покорно склонив седую голову, старик приложился к образам и вышел из собора без возражений, опираясь на посох митрополита Петра; стрельцы окружили уже его сани и проводили его до Нового Иерусалима. Вслед за Никоном послали нарочного требовать захваченный посох. Опозоренный и убитый нравственно, он уже не упрямился, безоговорочно отослал с Воскресенским архимандритом из села Чернева посох и письмо, по которому он решился ехать в Москву. Тогда боярин Зюзин был арестован, подвергнут допросу и пытке, и его стали судить; он указал на Ордын-Нащокина и Матвеева, но те оба удачно отперлись и были оставлены в покое. Давно негодовавшие на Зюзина бояре приговорили его к смертной казни, но царь смягчил приговор, и простодушного хитреца сослали на жительство в Казань. Досталось и митрополиту Ионе за то, что принял благословение от Никона, его отрешили от должности блюстителя патриаршего престола, назначив на его место Павла Крутицкого.

im

Скит патриарха Никона в Воскресенском (Ново-Иерусалимском) монастыре близ Москвы. С гравюры XIX в.

Глава IX. Суд вселенских патриархов

Тяжелый нравственный удар, поразивший патриарха, отнял у него мужество и стойкость, с которыми он боролся против врагов. Зная хорошо греческое продажное духовенство, он справедливо опасался предстоящего суда, и в нем явилось естественное желание избавить себя от нового позора и новых унижений. С этою целью Никон еще раз обратился с письмом к царю, в котором благословлял избрать нового патриарха, отрекался от всякого вмешательства в дела и просил только оставить за ним патриарший титул, построенные им три монастыря со всеми их вотчинами, с тем, чтобы новый патриарх не касался их и чтобы эти монастыри не подлежали мирским судам; в заключение Никон прощал и разрешал всех, кого прежде проклинал. Лигаридес, которому Алексей Михайлович передал это письмо, не счел возможным допустить старика до почетного отступления, и вскоре просьба Никона была забыта. Доведенный до крайности бессердечием царя и подлостью приезжих авантюристов, находивших удобным поддерживать смуты в русской церкви, Никон сообразил, что вселенские патриархи знают о нем только со слов Мелетия, верного фактотума Лигаридеса, а потому следует ознакомить их с положением дел помимо греков. С этою целью Никон написал длинное письмо константинопольскому патриарху Дионисию, отрывок из которого был приведен раньше, в VII главе. В этом письме Никон изложил всю свою распрю с царем и с боярами, порицал “Уложение”, осуждал поведение царя, указывая, как он отяготил весь народ двойными и тройными налогами, и больше всего жаловался на самоставленника Лигаридеса; он передавал, что именующий себя Газским митрополитом верует по-римски, принял рукоположение от папы, в Польше служил обедню по католическому обряду, а между тем в Москве корчит из себя ревнителя православия, вошел в доверие к царю, который слушается его и поручил ему председательство на соборе; на этом соборе вопреки закону, воспрещающему переводить архиереев с одного места на другое, Крутицкого митрополита перевели в Новгород. Словом, события и лица были представлены в этом письме иначе, чем их передавал Мелетий. Но написать письмо было одно, а послать – другое.