Патриарх Никон - [26]
В ожидании ответов от вселенских патриархов русская церковь оставалась без главы, и обе враждующие стороны оставались по-прежнему, если можно так выразиться, на военном положении. Только в июле 1663 года в Новый Иерусалим явилось целое посольство для переговоров с Никоном: астраханский архиепископ Иосиф, князь Никита Иванович Одоевский, окольничий Родион Семенович Стрешнев, думный дьяк Алмаз Иванов и главный среди них Лигаридес в митрополичьей мантии. Озлобление Никона против этого проходимца вполне понятно, так как изощрившийся в казуистике грек так горячо ратовал против человека, которого он и в глаза не видел, что только больше разжигал страсти. Лигаридес, между прочим, доказывал, что Никон неправильно носил звание патриарха, так как два раза получил архиерейское рукоположение: в качестве митрополита и в качестве патриарха. С какою, собственно, целью являлось посольство это, трудно понять, скорее всего, из праздного любопытства и из желания потешиться над беззащитным стариком; все разговоры, которым думали придать форму судебного допроса, были похожи на травлю дикого зверя; над ним трунили, его дразнили, язвили, укоряли, бросали в лицо оскорбительную клевету. Утомленный, обессиленный почти пятилетними пошлыми, мелочными нападками и придирками, зная хорошо умственное убожество нападающих, Никон плохо владел расшатавшимися нервами и в ответ на пошлые нападки зачастую ругался, не имея другого оружия под руками. Уже при входе Лигаридеса Никон обругал его самоставником, вором и собакою, а затем добавил по адресу всех приехавших греков: “Привыкли вы тыкаться по государствам да мутить, и у нас того же хотите!” Под конец этой безобразной и тяжелой сцены выведенный из терпения Никон закричал: “Вы на меня пришли, как жиды на Христа!” Кончилось тем, что вокруг монастыря была поставлена стража, чтобы никто не убежал, и начались допросы лиц, подчиненных патриарху, относительно проклятия. Все бывшие в церкви во время обряда, совершенного Никоном над царскою граматою, не показали ничего обличающего, чтобы Никон относил проклятие к особе царя; кроме того, все показывали, что в этот день читалось на эктениях царское имя. Все это посещение Нового Иерусалима было передано Алексею Михайловичу Лигаридесом и Стрешневым с подчеркиваниями и прибавлениями. “Лучше было бы мне не видеть такого чудища, – сказал вкрадчивый грек, – лучше оглохнуть, чем слушать его циклопские крики! Если бы кто его увидел, то почел бы за бешеного волка”.
Снова наступило затишье, пока в начале 1664 года не приехал Мелетий, окруженный целою толпою греков, прельстившихся возможностью составить карьеру в единоверной Москве; главными между этими искателями приключений были Атанас, называвший себя иконийским митрополитом, и Стефан, привезший от константинопольского патриарха грамоту о назначении Лигаридеса экзархом[14]. Ответы четырех патриархов, доставленные Мелетием, были как нельзя более против Никона, хотя в них не упоминалось его имя, сообразно вопросным пунктам. Суть состояла в том, что, по мнению вселенских патриархов, московский патриарх и все духовенство обязаны повиноваться царю и не должны вмешиваться в мирские дела; архиерей, хотя и носящий патриарший титул, если оставит свой престол, то может быть судим епископами, но имеет право апеллировать константинопольскому патриарху как самой верховной духовной власти, а лишившись архиерейства, хотя бы добровольно, лишается тем самым вообще священства. Словом, восточные патриархи подтвердили те постановления московского собора 1660 года, которые подверглись серьезной критике Славинецкого. Пока московское духовенство разбирало эти ответы, приехавшие греки устроили целое торжище, подняв шумные дебаты за и против Никона; не удержавшись на почве церковного права, они перешли к личностям, стали ссориться, поносить друг друга и писать царю доносы. Атанас, рекомендуя себя родственником константинопольского патриарха, стоял горою за Никона и ругал Лигаридеса, будто бы отбившего у него титул экзарха. Стефан был вполне на стороне Лигаридеса и нападал на Никона. В пылу перебранок Атанас громко объявил, что подписи патриархов в ответах сфабрикованы Мелетием. Скандал вышел громадный, и в Москве долго не знали, кому верить и что делать. Наконец с согласия Алексея Михайловича в Константинополь был отправлен русский монах Савва, владевший греческим языком, за справками о наехавших в Москву греках и с просьбою к патриарху Дионисию приехать в Москву и решить дело Никона своею властью.
Через несколько месяцев Савва возвратился из Константинополя. Оказалось, что патриарх Дионисий, отказываясь приехать в Москву, советовал царю или простить Никона или избрать на его место другого патриарха; относительно же греческих авантюристов патриарх дал самый невыгодный отзыв. Атанас вовсе не был родственником патриарха и никогда не носил титула экзарха; Стефану никаких полномочий никогда не давалось; Лигаридес, по многим слухам, папист и лукавый человек; Мелетий никому не известен и внушает опасение. Таким образом, хотя ответы, доставленные от патриархов Мелетием, оказались подлинными, константинопольский патриарх, суд которого ценился выше всего в этих ответах, высказывал мнение, что Никона можно простить, следовательно, не считал его настолько виновным, чтобы низвержение его было неизбежно. Одновременно с ответом Дионисия пришла грамота иерусалимского патриарха Нектария; хотя он и подписался под ответами, но в грамоте убедительно советовал царю, во избежание соблазна, помириться с Никоном и оказать ему должное повиновение как строителю благодати, на основании божественных законов. Кроме того, Нектарий выражал полное недоверие к обвинениям, высказанным Мелетием относительно Никона.
