Патер Бракель - [6]

Шрифт
Интервал

- Но зачем их снесли? - удивленно спросил патер

- Чтобы лишить англичан ориентиров для пристрелки.

- Ага-а, - протянул патер. - Теперь что же, там, значит, стоят пушки?

- Нет, ваше преподобие, они стоят вон там, позади длинного мола. И там, за дамбой.

Они шли вдоль стенки.

- И все же меня очень удивляет, - снова начал патер, - что англичане до сих пор не предприняли ни одного налета на гавань. Им ведь, наверное, давно известно, что здесь база подводных лодок.

- Об этом они, конечно, знают. Да только не так-то легко им до нас добраться...

- А вы уверены, что несколько поставленных здесь пушек окажутся для англичан столь губительными?

- Одни пушки, конечно, нет, но подходы к гавани защищены также и минным полем.

- О боже мой! - испуганно воскликнул патер. - Но ведь тогда и подводные лодки могут наткнуться на мину!

- Ну что вы, ваше преподобие, командирам лодок известен фарватер.

- Ах, значит фарватер все-таки есть?

- Конечно, ваше преподобие, только очень узкий.

- До чего только люди не додумаются, - сказал патер.

- И все это для взаимного уничтожения, - дополнил офицер.

- Да, вы правы, это так. И когда только этому придет конец? Когда, боже мой!

На молу, вытянувшемся далеко в море, стоял капитан фон Люрхов со своими офицерами. Патера приветствовали по-военному; он поблагодарил и пожал каждому руку. Внизу, под молом, он увидел длинное серое тело субмарины.

Командир лодки выкарабкался из рубки и по отвесному трапу поднялся на мол.

- Господин капитан, субмарина к походу готова!

- Ну, тогда успеха вам и благополучного возвращения домой!

Капитан пожал руку командиру лодки. Потом ее пожали патер и все присутствующие офицеры. Командир снова спустился по железным скобам, еще раз приложил руку к фуражке в знак приветствия и скомандовал что-то в переговорную трубу. Внутри лодки зазвенели сигнальные звонки. Послышалось урчанье моторов. Двое матросов отдали швартовы и скрылись во чреве лодки, медленно заскользившей по направлению к выходным бонам.

Офицеры на молу приложили руки к фуражкам; патер, сняв широкополую шляпу, следил за движением лодки. Она обогнула мол, сделала неожиданно резкий поворот, как будто бы решила вдруг вернуться обратно, прочертив большую петлю, пошла параллельно берегу на удалении каких-нибудь трех кабельтовых почти до самой оконечности мыса и лишь отсюда направилась в открытое море.

- Ну прямо как исполинский дельфин, - сказал патер.

- Пожалуй, скорее акула, - возразил фон Люрхов. - Два месяца мы ничего не услышим о ней.

Капитан пригласил патера в казино, но патер Бракель отклонил это предложение.

Патер извлек из тайника пенал с перьями, тушью и тонкой бумагой и, аккуратно кладя штрихи, принялся рисовать план гавани Зеебрюгге с вытянувшимся, плавной дугой уходящим далеко в море молом. Здесь стояла субмарина... Патер взглянул на часы. Двадцать минут первого. Она была уже далеко от берега, где-то в открытом море...

Патер Бракель скомкал свой набросок: он вышел неудачным. Сравнительно легко было отметить расположение береговых батарей: патер хорошо знал гавань. Нанести размещение бараков штаба, военной администрации тоже не составляло труда. Значительно сложнее было в точности изобразить фарватер, петлю позади мола и отметить их расстояние от берега. Патер закрыл глаза и, как в кино, прокрутил мысленно еще раз всю процедуру отплытия лодки. Часы показывали третий час ночи. На улице все еще было темно...

Вторая схема тоже не удалась. Патер сжег оба своих рисунка, подошел к книжной полке, достал объемистую библию, раскрыл ее наугад и устремил в нее взор. Он частенько проделывал это, любопытствуя всякий раз, какой текст ему выпадет. Библия раскрылась на "Маккавее". Он прочел: "Нон экс мультитудине ген-тис виктория белли эст" ("Не числом решается победа"). Он снова захлопнул библию, раскрыл ее еще раз и прочел: "Си деус нобискум - квис контра нос!" Эти слова особенно ему понравились, успокоили его. Он положил раскрытую библию перед собой и снова принялся за рисование. Когда он оторвался от своих листков, было уже светло. Но теперь схема была, наконец, закончена.

Вдова Флин пришла к ранней исповеди. Она облегчила свою совесть, признавшись, что усомнилась во всемогуществе господа, возроптав, что он бросил на произвол судьбы свою паству. После серьезного назидания патер отпустил ей грехи и сунул маленькую бумажную трубочку сквозь ячейку решетки, отделяющей его от исповедующихся.

- Ваше преподобие, как часто мне приходить?

- Каждый понедельник, - приказал патер. - И всякий раз не забывайте сотворить перед божьей матерью тихую молитву.

В ранний утренний час первого февральского воскресенья патер был разбужен пушечным громом. Прямо из постели кинулся он к окну. На горизонте вырисовывались контуры кораблей, то и дело озарявшиеся ярким сверканием. Зеебрюгге обстреливали. Глухо гремели взрывы. Орудия береговых батарей, звонкими ударами вспарывая воздух, слали свои воющие стальные снаряды в сторону моря. Старая Генриетта в страхе и трепете ворвалась к патеру в одной сорочке и умоляла, дрожа и плача, о защите.

- Не бойся, Генриетта! - сказал он. - Ты в доме служителя божьего. Всевышний защитит нас.


Еще от автора Вилли Бредель
Братья Витальеры

Исторический роман о возмущении народа против гнёта церкви и феодалов, о борьбе Ганзы за господство на Балтике об отважном предводителе пиратов Штёртебекере.


Избранное

Вилли Бредель — известный немецкий писатель нашего столетия, один из зачинателей литературы Германской Демократической Республики — являет редкостный пример единства жизненного и творческого пути.


Отцы

Роман известного немецкого писателя Вилли Бределя (1901—1964) «Отцы» возвращает читателя к истории Германии второй половины XIX — начала XX вв. и дает наглядную картину жизни и быта германского пролетариата, рассказывает о его надеждах, иллюзиях, разочарованиях.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.