Патефон - [4]

Мягкий, с хрипотцой голос успевает допеть припев, когда окна на четвертом этаже открываются, и Рей видит того, кто, очевидно, уже успел сделаться причиной ее беспокойства за прошедший день.

Он облокачивается об оконную раму и смотрит на ее окно, на играющий патефон. Мужчина, как и вчера, вышел без рубашки. С такого расстояния она не может видеть его взгляд отчетливо, но ей кажется, что спустя какое-то время он будто устремляет его внутрь себя и о чем-то крепко задумывается. Как задумываются о смысле жизни, о смерти, о собственной судьбе.

Сама же Рей в этот раз представляет его в роли скрывающегося от закона преступника, опасного, но благородного. Кто же он? Похититель антиквариата? Банковский налетчик? Киллер?

Киллер.

Это объясняет его скрытность и замкнутость. Его нелюдимость и его глубокую задумчивость.

Возможно, им вместе пришлось бы пережить многие опасности. Быть преследуемыми другими преступниками и даже бежать из страны.

Пока в ее голове разыгрываются картины тех невероятных, будоражащих кровь приключений, что ждали бы их, пластинка продолжает крутиться, музыка продолжает литься, мужчина продолжает слушать ее песни.

Но все ее мечтания разбиваются в пух и прах и развеиваются далеко над городом, когда с неблагозвучным, царапающим слух звуком пластинка заедает, разрушая гармонию момента.

Мужчина вздрагивает и выпрямляется, стряхивая с себя чары.

Рей торопится унести патефон вглубь мансарды, чтобы все поправить, оставаясь при этом незамеченной: отчего-то ей не хочется показываться ему сегодня. Она слишком боится выдать свое маленькое увлечение.

Отведя иглу в сторону и сняв пластинку, она вновь подкрадывается к окну, но в этот раз ее предосторожность оказывается напрасной.

Лоджия наглухо закрыта.

Утро

«Умоляю, ничего не разбей», — бросил ему Хакс прежде, чем передать ключи от квартиры и встревоженным взглядом окинуть апартаменты перед тем, как покинуть те на целых четыре недели.

Бен тогда ему ничего не ответил. Какой смысл?

Если что-то случится, хочет он того или нет, он здесь все разнесет. И тогда уже будет думать, как исправить положение. Прикупить втихаря мебели или, там, просто спалить хату и сбежать, так чтобы не видеть лишний раз недовольной Хаксовой мины.

«Бен, пожалуйста, держи себя в руках, — сказала ему на прощание перед его отбытием мать. — Мы что-нибудь придумаем. Я дам тебе знать». Но это его отчего-то мало заботило. Хотя должно было бы…

Хакс — его бывший однокурсник — проявил, конечно, удивительную для их странной, прохладной дружбы щедрость, позволив поселиться в своей квартире на время его командировки. Мать настаивала на том, чтобы он покинул страну после инцидента с Митакой, так что она всеми правдами и неправдами ухватилась за это любезное предложение, от которого сам Бен уже подумывал отказаться.

«Бен, тебе небезопасно оставаться в стране, пока мы с отцом все не уладим», — ее тон был беспрекословен, а он слишком устал спорить. В конце концов, у него не было других вариантов. А то, что он сделал… Что ж, да, ему и впрямь было стыдно, но на извинения перед Митакой не было ни времени, ни желания. В больницу его бы точно не пустили, а полиция могла приехать в любой момент.

Да и еще вся эта ситуация с предвыборной кампанией матери — те несколько часов перед его отлетом они все сидели как на иголках, ожидая наплыва журналистов, но все же он успел исчезнуть из страны до того, как кошмар начался.

Он прилетел ночью; добрался на такси до указанного Хаксом адреса настолько вымотанный и опустошенный, что даже не бросил лишнего взгляда в окна везущей его машины. Затем провел несколько часов на жестком диване в гостиной, пытаясь поспать, но все, что ему удалось, — спутанные размышления о собственной жизни, сетование на преследующие его неудачи, апатия и вялые, неубедительные попытки оправдаться перед самим собой.

Под утро Хакс собрался, провел очень тщательный инструктаж касательно своего жилища и отбыл в неведомые дали — Бен не удосужился поинтересоваться, куда тот отправляется, ему хватило сыпавшихся как из рога изобилия ценных указаний о том, какие параметры выставлять для теплых полов и чем не сметь чистить плитку в ванной. Бен про себя решил, что если это не ниспосланное ему небесами испытание его выдержки, то что тогда?

Оставшись, наконец-то, в полном одиночестве, он уже не ложится спать. Зубодробительный гундеж Хакса возымел эффект. Бен чувствует, как начинает непроизвольно дышать чаще, как его губы приоткрываются, как сжимаются и разжимаются кулаки.

Хорошо. Ему нужно взять себя в руки прежде, чем он пройдет точку невозврата и начнет, например, ломать лощеную обстановку чужой квартиры. Как там мать говорила? Нужно переключить свое внимание.

На этот случай у него все же имеется один способ. Не очень действенный, когда он уже теряет над собой контроль, но вполне пригодный, когда дело касается таких небольших всплесков эмоций.

Бен распаковывает свои вещи, которых у него не так уж и много: всего-то одна сумка и рюкзак. Он не планировал вести здесь насыщенную жизнь, как и часто выходить наружу, ему достаточно той одежды, в которой он приехал, и второго комплекта.