Пасынки судьбы - [110]

— Дорогая, — очень мягко прервал ее Стрейф. — Все, что ты рассказываешь, очень увлекательно, но мы здесь ни при чем.

— Разумеется, нет. — Синтия в деланном согласии закивала головой. — Они же выродки, уроды. Разве они могут быть иными?

— Никто этого не говорит, дорогая.

— Их история должна была бы на этом кончиться, он так и работал бы в доках Белфаста, а она принимала бы ставки. Их не слишком веселая детская любовь прошла бы без следа, как суждено такой любви. Но почему-то у них все получилось иначе.

Декко попытался перевести разговор на другую тему, начал рассказывать, как у них в школе один ученик воспылал романтической страстью к дочери землекопа, а потом женился на ней. Мы помолчали, Синтия устало сказала:

— Вам на все наплевать. Наплевать, что их уже нет в живых.

— Их, Синтия? — спросила я.

— Господи, да я же говорю вам! — закричала она. — Эту девушку убили в ее комнате на Мейда-Вейл.

Хотя у меня любовная связь с женатым мужчиной, я стараюсь думать о душе. Хожу в церковь, принимаю причастие, Стрейф тоже ходит к причастию, правда, не так часто, как следовало бы. Синтию же никак не назовешь религиозной, и меня покоробило, с какой легкостью она произносит всуе имя Божие, как легко говорит о смерти на Мейда-Вейл после всего этого вздора про историю и детей. Стрейф качал головой — ясное дело, Синтия просто не отвечает за свои слова.

— Синтия, дорогая, — сказала я. — Ты ничего не путаешь? Ты в расстроенных чувствах, тебя мучили кошмары. Может быть, это только твое воображение или ты что-то прочитала…

— Бомбы не взрываются сами собой. Смерть не приходит сама собой в Дерри и Белфаст, в Лондон, Амстердам и Дублин, в Берлин и Иерусалим. Всегда есть убийцы — вот о чем история этих детей.

Наступило молчание, мы сидели растерянные, не зная, что сказать. Но Синтия и не ждала от нас никаких слов, она твердила свое:

— Мы пьем джин с тоником, едим барашка или куриные котлетки. Милая Китти приветливо встречает нас в столовой, а в холле старина Артур всегда готов к услугам. Здесь кругом цветы, и у нас свой постоянный столик.

— Разреши, мы проводим тебя в твою комнату, — умоляюще попросил Стрейф, а я взяла Синтию под руку.

— Пойдем, старушка, — сказал Декко.

— Искалеченные на улицах, лужи крови на стоянках машин. «Бритты, убирайтесь!»-написано на каменной стене, но нас же это не касается!

Тогда я сказала спокойно, четко выделяя каждое слово, чтобы до нее дошло. Пора, наконец, назвать вещи своими именами, и неважно, имею я на это право или нет. Я сказала:

— Ты просто не в своем уме, Синтия.

Французское семейство удалилось. Два далматинских дога, Чарджер и Снуз, медленно прошлись по комнате, понюхали и ушли. Китти принялась убирать со стола, за которым пили чай французы. Я слышала, как она говорит молодоженам, что на завтра прекрасный прогноз.

— Синтия, — сказал, поднимаясь, Стрейф. — Мы терпеливо слушали тебя, но, признаться, ты ведешь себя глупо.

Я кивнула.

— Действительно, — подтвердила я мягко, но Синтия перебила меня:

— Ему кто-то рассказал о ней. Назвали ее имя, а он не мог поверить. Девочка, которая смеялась на морском берегу и которую он любил, сидит одна в комнате на Мейда-Вейл и делает бомбы.

— Синтия, — начал было Стрейф, но она не дала ему сказать, и он снова беспомощно сел.

— Каждый раз, когда он узнавал, что где-то снова взрываются бомбы, он думал о ней и не понимал, что с ней стало. Он плакал, рассказывая об этом; его неотступно мучил вопрос, как могло ее сердце так ожесточиться. Днем он был не в силах работать, а ночью лежал не смыкая глаз. Ее образ преследовал его, он то вспоминал их робкие детские поцелуи, то видел ее руки, аккуратно выполнявшие свою страшную работу. Он представлял, как она торопливо идет в толпе с хозяйственной сумкой, оставляет ее там, где многолюднее, чтобы было побольше жертв. Он вспоминал, как перед старым заброшенным домом, каким был тогда Гленкорн-Лодж, они разводили костер и готовили еду. Долго лежали на траве, И возвращались на велосипедах домой, обратно на городские улицы.

Мне вдруг пришло в голову, что Синтия все выдумала. Эта история возникла в ее воображении в тот момент, как несчастный утонул у нее на глазах. Они только что мило болтали, он вполне мог ей рассказывать, как проводил здесь каникулы, наверное, упомянул о какой-то девушке; в этом не было ничего особенного, он действительно мог приезжать на каникулы в Гленкорн-Лодж. Незнакомец попрощался, а потом с ним случилось это несчастье. Когда Синтия увидела, как он тонет, что-то сместилось в ее сознании, у нее вообще явная склонность к депрессии. Я понимаю, нелегко, когда сыновья тебя презирают и муж тобой пренебрегает, только и осталось в жизни хорошего что бридж да наши поездки сюда. Вот она и сочинила всю эту галиматью про девочку, ставшую террористкой. Воображение Синтии связало страшную нелепость случайной гибели с бессмысленным разгулом насилия, которое регулярно показывают по телевизору. Интересно, что привиделось бы бедняжке, если бы мы отдыхали, скажем, в Саффолке.

Я почувствовала, что Стрейф и Декко тоже начинают понимать, что Синтия просто морочит нам голову со всей этой историей о рыжем пареньке и девочке. «Бедняжка»,хотела я сказать, но промолчала.