Пасьянс на красной масти - [38]

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Стол, за которым сидели Хенрих, Плохиш и я, стоял неподалеку от сцены. Это означало, что мы пребывали в ночном клубе Быка в ранге чрезвычайно важных персон и все было сделано для того, чтобы мы могли беспрепятственно насладиться концертом. Стоило мне назвать свое имя на входе, как взмыленный администратор в черном смокинге опрометью бросился за нами ухаживать.

В российской провинции в рестораны ходят не для того, чтобы есть и разговаривать, а для того, чтобы пить и танцевать. Поэтому кухне здесь не придается никакого значения: на всю русскую глубинку не найти и одного приличного шеф-повара. Шик заведения определяется интерьером и громкостью звучания музыки.

Клуб, который, кстати, назывался «Фантом», был декорирован в лучших московских традициях: помпезно и с роскошью. Пол в зале, где мы находились, был из черного мрамора с разноцветной подсветкой. Вдоль стен были сделаны ниши, образуя для сидящих там людей уголки интима. Высокие потолки были из матового стекла, почти зеркальные, тоже с подсветкой. Короче, архитекторы и дизайнеры могли гордиться своей работой.

Порученный моим заботам голландец оказался розовощеким добродушным малым лет тридцати пяти, светлоглазым, с редкими белесыми волосами и носом картошкой. По-русски он говорил почти без акцента, но на вопросы отвечал как-то слишком серьезно и надолго задумывался. Видимо, к природной неспешности, свойственной северным европейцам, добавлялось еще и тяжелое похмелье.

Мы появились, когда концерт уже начался. В двух шагах от нас Шуфутинский хриплым голосом исполнял столь любимый в России блатной репертуар, а позади него раскачивался в медленном танце полураздетый кордебалет из трех эффектных девушек. Резких движений девушки не совершали, чтобы не поскользнуться на пестрой стеклянной сцене.

В полумраке я не очень хорошо видел публику. За соседним столом я заметил Силкина с молодой женой, и мы приветственно помахали друг другу. Чуть подальше трогательно держалась за руки чета Собакиных. Что, впрочем, совсем не помешало жене оторваться от мужа и окинуть нас троих своим призывно-вызывающим взглядом.

Плохиш, чудом избежавший неминуемой жестокой расправы, пребывал в приподнятом настроении и с удовольствием болтал с иностранцем.

— Слышь, Хенрик, — утолял он природную любознательность. — А ты откуда русский так хорошо знаешь?

— В университете выучил, — отвечал Хенрих не спеша. — И еще в армии. Немного.

— Значит, шпионом был, — решил Плохиш. — Диверсантом, что ли?

— Я не был диверсантом, — серьезно возражал Хенрих. — Совсем напротив.

— Напротив чего? — наседал Плохиш. — Напротив тюрьмы, что ли? Короче, не хочешь сознаваться?! Ладно! Попробуем по-другому! Кем сейчас работаешь? Опять поезда под откос пускаешь?

— Я сейчас не работаю, — объяснял Хенрих. — Я сейчас уволился. Хочу немного размышлять.

— А че тебе размышлять? — удивился Плохиш. — Зачем? Ты больной, что ли?

— Я не больной, — качал головой Хенрих. — Я хочу размышлять о смысле своей жизни.

— Андрюх, ты вкуриваешь что-нибудь? — Плохиш не мог прийти в себя от изумления. — А говорит, не больной! Че тут думать-то! И так все ясно!

— Мне не так все ясно, — отвечал Хенрих печально.

— Эх ты, а еще шпион! — резвился Плохиш, поражаясь тупости своего собеседника. — Есть бабки, есть смысл. А нету их, и жизни нету. Правильно говорю?

Хенрих не спорил, но и не соглашался. Только неопределенно улыбался в ответ. Он считал, что Плохиш его разыгрывает.

Откуда-то из глубины зала к нам неслышно подошел Бык.

— Ну как, нравится? — спросил он самодовольно. Мы с Плохишом выразили одобрение его заведению.

— Я и в Москве таких не видал! — сообщил Плохиш. — Представляю, сколько сюда капусты угрохали!

— Коммерсанты говорят, такие только в Америке есть, — кивнул Бык, польщенный. — Пошли, я вам еще кое-что покажу.

Мы вышли через служебную дверь и по мягким красным коврам прошли через казино с залами для рулетки, новенькими покерными столами с зеленым сукном и переливающимися огнями игровыми автоматами. Кругом все сверкало и блестело золотом. Сегодня, в день открытия, залы еще пустовали, и местная публика не портила интерьер своим неряшливым видом.

Признаться, я и Римом-то предпочел бы любоваться без римлян, что же касается соотечественников, то они способны обезобразить любой пейзаж, даже столь убогий, как в нашей губернии, главной архитектурной примечательностью которой, кажется, отныне являлся ночной клуб «Фантом».

Обслуга, впрочем, тут наличествовала. Тут и там шныряли официанты, и возле столов уже стояли крупье, в большинстве своем — женщины в одинаковых темно-зеленых жилетах с бабочками. На Быка они взирали с подобострастием и дежурно улыбались нам.

— Слышь, ты че-то больно растолстела! — походя, с хозяйской небрежностью бросил Бык одной из девушек, сидевшей на высоком стуле. Та опрометью скатилась со стула и, выпрямившись, втянула живот. — На соленое не тянет?

— Нет! — испуганно пробормотала она, моргая глазами. — Я больше мороженое люблю!

— А то я думаю, может, ты у нас того, беременная, а? — подозрительно сверля ее глазами, продолжал Бык свой допрос. — Лучше сразу признавайся. Потом поздняк будет метаться!