Пастырское богословие, т.2 - [37]

Ничто так не роднит и не сближает человека с Богом, ничто не делает его столь божественным и благодатным, как эта превысшая и неизреченная любовь Божия, даруемая человеку (1 Ин. 4,7).

Итак, на первом месте в этой высшей агапической[69] любви является ощущаемая любовь Бога к человеку и ответная любовь к Нему как Источнику жизни. И уже отсюда (в душе любящего) изливается и любовь к людям, и особенно к слабым, страдающим, не окрепшим ни в любви, ни в вере. И любовь эта не есть любовь только сердца и чувства, но и сознания, убеждения и воли.

Для второй любви филической характерна любовь к человеку, любовь в ее общем значении, вырастающая из задушевной общности и близости при совместной жизни. Это любовь–дружба. Воспринимаемая в Боге эта любовь–дружба согревается и возвышается религиозным чувством и пускает глубокие корни в душе человека. При усилении веры и любви к Богу усиливается и любовь к человеку.

Как видим, первая (агапическая) любовь более связана с Богом, вторая (филическая) - с человеком. Первая как бы низводит Бога на землю (в сердце человека), вторая человеческое сердце объединяет с другими людьми и возводит к Небу.

Таким образом, на примере святых Апостолов (в частности апостола Петра) мы видим, что воспитание в себе глубокого внутреннего призвания к пастырству вполне возможно только при содействии истинной любви ко Христу[70].

Однако некоторые возражают, считая, что человек не может воспитать в себе внутреннего призвания; если его нет в сердце, то принудительное воспитание к пастырству может потом отразиться гибелью.

Следует заметить, что мы говорим не о внешней принудительности со стороны, но о свободном подчинении своей личности делу Христову. Центр всех возражений против возможности воспитания в себе внутреннего настроения лежит в одном нежелании серьезно поработать над собой.

Утверждающие невозможность воспитания внутреннего призвания, как ясно сознанного стремления к пастырству, вместе с тем утверждают невозможность и всякого вообще нравственного совершенства.

Допустим, что у вас в данное время нет никакого желания молиться. Что же мы должны делать? Дожидаться ли, когда такое желание само явится или же произвести над собой усилие, заставить себя помолиться? Скажут, что эта молитва может дать обратные результаты. Но как же святые отцы заповедуют не допускать расслабления своей воли и указывают на волевую молитву. Не хочешь, а молись. Путем постоянного навыка образуется нормальная молитва.

В призвании к пастырству замечается подобное же явление. Если мы любим Христа Спасителя, то несомненно осознаем свой долг продолжать Его дело, особенно, если обстоятельства жизни (например, духовная школа) поставили нас на этот путь.

Святитель Григорий Двоеслов утверждает: «Если пастырские труды служат верным свидетельством любви к Господу, то и наоборот, кто отказывается пасти стадо Божие, имея к тому и нужные способности, и самое призвание, тот тем явно показывает, что не любит Пастыреначальника»[71]. И святитель Иоанн Златоуст в принятии на себя подвига пастырства видит также решительное выражение любви ко Христу. «Он мог бы сказать Петру, говорит св. Златоуст, если любишь Меня, подвизайся в посте, молитвах, бдениях и проч. Но оставив теперь все это, Он говорит: паси овец Моих»[72].

Но, спрашивается, как же быть, когда Бог зовет нас через внешние обстоятельства жизни (внешнее призвание) к пастырству, а мы ясно ощущаем, что у нас нет внутреннего призвания, без которого мы не имеем нравственного права принять пастырство?

В таком случае на поле нашего сознания вызвать идею долга, чтобы эта идея была господствующим настроением нашего духа. Когда при выборе служения будет преобладающим мотивом над прочими идея долга, тогда уже легче будет принудить себя к ближайшему и непосредственному знакомству с пастырством. Плодом этого знакомства непременно явится интерес к пастырскому делу. Потрясать человеческие сердца словом, вести людей к нравственному совершенству, соединять их с Богом, быть их другом и отцом, утешать их в скорби, радоваться их радостями, жить одной с ними жизнью, да разве может быть что интереснее этого?!

Так именно решается вопрос возможности перехода от внешнего призвания к внутреннему.

г) Церковное призвание

Для принятия на себя пастырства, кроме внутреннего и внешнего призвания необходимо еще призвание, так называемое, церковное, т.е. призвание Церкви. Читая о призвании святых Апостолов, мы замечаем, что они не сказали даже простого «да» на зов Христа, но их сердца возгорелись любовью ко Христу до такой степени, что они свободно от всяких сомнений и с совершенной простотой и целостностью самопожертвования доверились Христу, и Христос с Своей стороны оказал им доверие, сделав их пастырями. Отсюда ясно, что для следования за Христом с целью продолжения Его пастырства нужно, во–первых, чтобы ищущий пастырства любил Христа, и во–вторых, чтобы Христос Спаситель доверил ему в лице Церкви это служение. Без такого призвания, действительно, никто не может быть истинным пастырем. Без призвания Церковью ни врожденная склонность к пастырству, ни другие потребные духовные качества не могут сделать призванного достойным пастырства. Не призванный Церковью, но самомнительно и собственными силами стремящийся получить тяжелые и высокие обязанности пастыря показывает себя славолюбцем и лишенным сознания и совершенного знания дела, к которому он стремится ради славы. Таковой ни на обязанности не смотрит, ни на слабость своих сил, ни на ответственность. Таковой совершенно не пригоден к великому званию пастырства, потому что не может ни тяжести его нести, не соразмеривая ее, ни забот выносить, не измеривши их, ни вообще заботиться о счастьи вверенной ему паствы, как самолюбец и корыстолюбец. Это наемный пастырь, наскочивший на пастырство, и не входящий дверьми, но, как вор и разбойник, перескакивающий через ограду, и нет ему заботы об овцах.