Пастырь стада своего - [6]

Черт, улизнет же сейчас. Девочка тоже это поняла и захныкала:

— Санта, Санта, не оставляй меня!

Но этот гад пятился, не обращая внимания на мольбы ребенка. Она разрыдалась так, что руки у нее ослабели, и Джейк ринулся вперед, к Санте, но в последнюю секунду она снова схватила волка за хвост, и зубы Джейка сомкнулись на фальшивой бороде, чуть-чуть не достав до горла. Борода оторвалась.

А Санта сбежал, устремившись к своей машине, пока девочка оттягивала Джейка. Он только и мог, что завыть с досады, когда автомобиль умчался прочь.

Девочка продолжала все так же плакать. Отпустив наконец хвост Джейка, она свернулась в жалобный клубочек, накрыв голову руками, будто защищаясь от неизбежного нападения.

Джейк уставился на нее. И что, черт побери, ему теперь делать? Бросить ее нельзя — а вдруг педофил вернется? А даже если нет, как ребенок попадет домой?

Он лег на живот — как сделал бы перед высшим по рангу волком стаи — и пополз к ней. Она дернулась, когда он ее коснулся, но он не стал придвигаться ближе — лежал спокойно на выщербленных половицах, — и рыдания стали затихать. Наверное, поняла наконец, что не собирается он ее кусать, и села. Хотя она и отодвинулась, но не вопила и не пыталась его ударить. После долго молчания она сказала мрачно:

— Ты покусал Санту.

Джейк энергично замотал головой, жалея, что не умеет говорить в волчьей форме так, как это умеет Фелисия. Вдруг его осенило, и он, схватив зубами бороду, положил ее перед девочкой.

— Это его борода? — спросила она, беря мочалку в руки. Потом нашла тесемки, которыми борода прицеплялась к ушам. — Она не настоящая. — Девочка тихо ахнула. — Это был не настоящий Санта!

Закатывать глаза под лоб Джейк умел и в волчьем образе. После всего она еще верит в Санта-Клауса! Но он лишь покивал головой, подтверждая, что Санта был не настоящий.

— А тогда где я? И как мне попасть домой?

Снова потекли слезы, и на этот раз Джейку захотелось заплакать вместе с нею. Он тоже не знал ответов.

Он не очень себе представлял, где тут расположены ближайшие дома, но было ясно, что далеко девочка не уйдет. Хотя бы потому, что теперь, когда Санта со своим неприличным запахом убрался, стало ясно, что в запахе девочки есть какая-то странность, будто она одурманена чем-то. Джейк запоздало сообразил, что это и есть пропавший ребенок, на поиски которого ушла Фелисия, и он от всей души пожалел, что нашла девочку не она, а он.

Может быть, ее можно будет понести? Он лег перед нею, попытался показать мордой себе на спину, чтобы она поняла, чего он от нее хочет. Но она попятилась. Джейк мог ее понять: если бы он видел волка, нападающего на человека, пусть даже за дело, он бы тоже не стремился вскочить этому волку на спину. Потерев лапой морду, он сообразил, что у него шерсть измазана кровью Санты.

О’кей. Значит, осталось одно: со всех ног бежать за помощью и вернуться как можно быстрее.

Он успел на два фута высунуться за дверь, когда услышал, как она плачет и зовет маму с папой.

Джейк сел. Оставить ее одну он просто не мог. Оставить не мог, а оставаться им тут нельзя. Значит, она должна пойти с ним, но кроме как тащить ее за загривок, он ничего не мог придумать. Как ее убедить, что он безобиден?

Если бы он еще не выглядел таким страшным, таким… таким жутким ВОЛКОМ. Черт, да она же назвала его собакой — может, она и собак боится? Или теперь боится, не важно. Если бы он даже мог принять какой-то иной собачий вид, или сделать себе щенячьи глаза, все равно они тут застряли. Человек — это вряд ли было бы лучше: после этого Санты меньше всего девочке нужно видеть голого парня. Не говоря уже о том, что случится, если кто-нибудь увидит, как голый парень тащит на закорках маленькую девочку.

Если бы он хоть научился принимать другие обличия. Как там Брайан говорил? Что он может принять любой облик, который выберет. Все, что нужно — это выбрать такого зверя, который сможет везти ребенка, не напугав. Сообразив, что понравилось бы девочке возраста Руби, он не больше секунды думал, что выбрать. Черт побери, попытка — не пытка.

Ошибка. Это была именно что пытка. Ничего похожего на превращение из человека в волка и даже из волка в человека. А хуже всего была невозможность стонать и выть от боли, чтобы не напугать ребенка еще сильнее. На перемену ушло вдвое больше времени, чем надо было бы, и вдвое дольше, чтобы оправиться потом и вернуться в хижину на ватных ногах.

Синди снова ахнула:

— Ты настоящий?

Он кивнул.

— Ты пришел отвезти меня домой?

Он снова кивнул.

— Мы полетим?

Мотание головой.

— Почему?

Он изо всех сил попытался пожать плечами и фыркнул.

— Потому что ты один?

Он кивнул, радуясь, что она сама нашла объяснение.

Она радостно подбежала к нему, погладила его по голове. Потом стала залезать на спину. Джейк старался стоять как можно неподвижнее, чтобы ни за что ее не напугать. Когда он решил, что она уже хорошо на нем закрепилась, он вышел в двери и пошел по дороге.

Поначалу дело шло не так уж плохо — даже пусть он и не привык возить кого-нибудь, она была хотя бы тощая. Но через некоторое время он очень устал — дополнительный вес, настороженность, высматривание опасности, а Синди клонило в сон, и надо было смотреть, чтобы она со спины не соскользнула. И все это было еще труднее, потому что надо было сообразить, как должно это тело работать. Чья это была идея — делать такие длинные паучьи ноги? Зато хоть твердые подошвы — это было полезно. Не приходилось бояться за собственные ноги, что наступишь на битое стекло или острый камень.