Пастырь Добрый - [279]

   Любовь и ревность не знают безысходных положений; они способны оживить даже камень; а вера в безсмертие души сбрасывает могильную плиту как с самого покойника, так и с наших сердец. И прежде, чем Батюшка воскреснет при Втором пришествии Иисуса Христа, он уже воскрес в наших сердцах.

   Любовь и ревность сильнее смерти: они пересиливают природу и заставляют простое воспоминание о покойном Батюшке ожить в возлюбленном милом и дорогом образе.

   Здесь действует душевная и тонкая организация женщины с ее нежной и проникновенной печалью, недоуменным удивлением перед фактом неожиданного исчезновения дорогого лица и с непреодолимым конкретным желанием еще раз увидеть Батюшку, взять у него благословение и поцеловать его руку.

   Здесь женщина с быстрым и верным внутренним чувством правды в полном единении с исповедуемой религией воскрешает покойного в своем сердце и силою своей женской уверенности зажигает подобное чувство и в нас — холодных аналитиках. В этом чудо любви и ревности, в этом мировая роль женщины, этим она выявляет по преимуществу религиозный характер своей природы.

   Кто теряет такого человека, как Батюшка, у того возникает искреннейшее желание собрать и сохранить все то, что только может напомнить нам его, иметь его жизнеописание, его портреты, а, в особенности, сохранить между собою свою молитвенную близость.

   Весьма вероятно, что с момента смерти дорогого Батюшки многих из его духовных детей охватило чувство растерянности, способное рассеять батюшкину духовную семью; но если Батюшки с нами нет, остались его заветы. Эти заветы нужно собрать, объединить, в них необходимо вникнуть умом и сердцем, усвоить их и жить по ним.

   Идя таким путем, мы исполнимся радости и надежд; наши души охватит необъятное ожидание встречи, и мы действительно встретимся с Батюшкой; последует то же самое, что и было с посмертными явлениями преп. о. Серафима, с которым Батюшку многое роднит. Вот что мы читаем в жизнеописании Преподобного: Невозможно не удивляться тому, что человек, находящийся уже в могиле, ходит по всему пространству России, является в разных местах и именно для разнообразной помощи ближним. Таков–то преп. о. Серафим! Он входит во дворец богача и в лачугу бедняков, в городские дома и в крестьянские избы; всюду приносит благословение и утешение, избавление от горя и бед. То является он в сновидениях, то наяву, все по–прежнему тихий, кроткий, благожелательный. То видят во сне, как этот старец молится у изголовья больных, или, стоя у их постели, предлагает им какое–то лекарство; то он воочию является страждущим с словом привета и утешения, то охраняет призывающих его имя от разных напастей и бед и т. д.

   Таким великим и святым явлениям, как жизнь праведника, свойственно очищаться и постоянно расти. Чувства к любимому человеку, который умер, приобретают еще большую любовь, чем те, которые были при его жизни и непосредственно после его смерти.

   Смерть Батюшки служит началом его истинной жизни, он с нами в дороге, он и дома, он с нами на людях, он и в одиночестве, и особенно с нами он на молитве и именно в этом храме.

   Образ Батюшки, утрачивая свою телесность, становится душою нашей жизни, принципом нашего поведения, духовным источником радости и утешения, спасающим нас от уныния.

   А наша жизнь с Батюшкой приобретает характер чего–то священного по преимуществу; в ней поэзия, чарующая проникновенность и вернейший залог прочности нашего духовного будущего; больше того, наша жизнь с Батюшкой представляет собою то благодатное переживание праведника, от которого наше воображение исходит, чтоб представить себе, чем же тогда может быть переживание всякой благостыни и небесной, и земной. Эта вторая жизнь Батюшки в его безтелесном состоянии является гимном в честь первой его жизни во плоти: теперь очарование утончается и благоухание одуховляется.

   В Батюшке отразилась небесная правда, красота, добро, и любовь. К тому же теперь, когда дух его более не отягощается томящею плотию, он получает силу потушить возможное в прошлом разъединяющее соперничество и неудовольствие между членами его духовной семьи и завязать взаимную горячую дружбу, — ведь любить тех, кого любил Батюшка, означает любовь к самому Батюшке; кроме того, самые дорогие и милые воспоминания о Батюшке составляют наше сокровище, — вместе вспоминать то счастливое время, которое было и миновало, это означает иметь среди себя того, о ком вспоминают, т. е. Батюшку; да, наконец, теперь Батюшка больше, чем при жизни, стал нашим общим посредником между Богом и нами.

   Совместная жизнь в одних и тех же воспоминаниях, в одной и той же любви к Батюшке и к тем, кого он любил, в одном и том же переживании Батюшки, как общего посредника, и в одном и том же ожидании встречи нашей с ним в загробном существовании должна создать и общие привычки и правила общежития одной из тех обителей, которых у Бога много, а именно, Батюшкиной обители.

   И когда наступит грозный и вместе с тем сладостный час Второго пришествия Господа нашего Иисуса Христа, то пожелаем, чтобы мы вместе, батюшкины дети, собрались около него и с успокаивающей нашу трепетную душу радостью услышали бы дерзновенный голос самого Батюшки, обращенный ко Христу: «Вот я, а вот мои дети!» Да будет! Аминь.