Пастухи призраков - [48]

О дерматите история и Лидка умалчивали, хотя Анна им, скорей всего, не страдала — то ли по темноте, то ли работа в торговом центре вредней для кармы, чем погубление соседей.

Гусева Катерина Степановна, 1938 г. р., дер. Екимцево

«Мама мне рассказывала. Наш отец был председатель колхоза. Нас было четыре сестры и брат. Брат всё болел. Отец пошёл к Анне, пригрозил, чтоб брата вылечила. Анна взяла петуха, воткнула нож ему в горло. Вытащила нож, петуха бросила. Он, как ни в чем не бывало, улетел. Анна сказала, что брату можно помочь. Ночью брат умер, и Анна, в поле её нашли. Не справилась, старая уже была. Говорят, в молодости губернаторшу от туберкулёза вылечила».

Взглянув на часы, Лена погасила свет. Вместо того чтобы любезно отключиться до утра, мозги раз за разом прокручивали колесо, в котором мелькали Лида, петухи с ножом у горла и Галка в зелёном желе. Дядя Ваня, дядя Ваня, на берегу сидит и купаться не велит. Чаем поил. С печеньем, но не с вареньем.

* * *

Под веками мельтешили радужные пятна вперемешку с мушками белого шума. «Лена, закрой глаза, спи и не подглядывай», — говорит бабушка. Веки тонкие, сквозь них пробивается свет лампы. Оранжевый свет: бабушка накидывает на лампу халат, чтобы не будить Лену с тётей Идой, а сама вяжет салфеточки и носки. Спит бабушка мало, у них полон дом носок и салфеточек, бабушка отдаёт их подруге, а та продаёт у метро. «Закрой вторые глазки», — шепчет Нюся. Дядя Ваня сидит возле речки. Глаза вдавились в череп. Лена перепугалась, отряхнула начинавшийся сон, как собака — воду. Поток устремился в неё, облизывая миллиардами светящихся язычков.

Счастье не нуждается в поводах и причинах. От счастья не умирают, но испытать его по-настоящему можно только перестав быть человеком. Люди не заточены под настоящее счастье. Их предназначение, если таковое существует, явно заключается в чём-то другом (по мнению Лены и древних религий мира, это — геморрой). Лена блаженно таяла в потоке, будь она в состоянии рассуждать, ей хотелось бы одного — пусть всё остаётся как есть. Вечно. Но ни думать, ни хотеть она больше не могла.

Рывок вверх.

Лена села, полная решимости уничтожить козла, обломавшего самый невероятный кайф в её жизни. Перед ней недвижно колыхался поток. В травянистой глянцевой ряби дрейфовала мелкая полупрозрачная нечисть в форме гондонов, пуча глазки, помахивала белёсыми ручками-плавниками. На секунду Лену посетила ужасная мысль, что она научилась видеть микробы и теперь останется такой навсегда. Что-то похожее ей уже попадалось, но где? Хаттифнатты. Из книжки про Муми-троллей, только те плавали на лодках и жглись электричеством. Лена потянулась к воде, интересуясь поймать хоть один идиотский глюк и рассмотреть поближе.

— Пожалуйста, не трогайте воду, — вкрадчиво, но твёрдо произнесли сзади.

Привалившаяся к Лениному боку Фанта загудела. Снова, значит, увязалась.

Китаец Ваня сидел на корточках у самой кромки слегка пенящейся зелени, сузившейся до размеров тривиальной говнотечки. Ван Юн, теперь Лена знала его настоящее имя. По правде сказать, она с трудом различала китайцев, а их манера улыбаться наводила её на мысли о тяжёлых неврозах. Тем не менее, Ван Юн был слишком никакой. Разглядывать его было столь же информативно, как пялиться на метлу или лопату у него в руках (ни того, ни другого при нём в данный момент не было, и от этого маленькая фигурка вызывала беспокойство, точно лишённая одной из конечностей). Лену грызла обида: проворонить такой приятный способ послать существование лесом! В следующий раз может повезти значительно меньше. Замочить придурка тапком…

В правом кулаке обозначилось нечто тряпичное и твёрдое, с рифлёной подошвой и распалось прежде, чем Лена сообразила, что это было, — на неё налетела Нюся.

— Мама! — верещала она. — Ты упала в воду и таяла, как сахар в чайнике таяла, а дядя Ваня тебя достал!

— Достал, ага, — сказала Лена и встала (предварительно убедившись, что ноги по-прежнему в её распоряжении).

— Здравствуйте, — сказал Ван Юн. — Вам лучше, это хорошо.

— Спасибо. Просто было так…

Ван Юн кивнул. Без улыбки.

— Нюсь, поиграй пока сама, мне надо с дядей поговорить. Не вздумай лезь в эту, блин, лужу!

— Ей не будет вреда, — заверил Ван Юн.

— Я поймаю рыбу! — рядом с Нюсей в пустоте повисла палка вроде тех, которыми она «рыбачила» у Димки на даче (рыбалка и удочка заканчивались поимкой ротвейлера, мигом превращавшего её в щепки). Палка напоминала призрак белой… ну, или бурой дамы в галерее ночного замка, но мало-помалу утратила призрачность в Нюсиной ручке, даже грязью обросла. Хотя грязи, равно как и земли, вокруг не наблюдалось — ничего, кроме переливающегося в пустоте потока. Речушка тем временем разрослась до ширины немаленького пруда.

Лена повернулась к Ван Юну.

— Что за хрень кругом творится?

— Поток, — ответил китаец. Улыбка заметно вылиняла.

— Сама вижу. Поток чего?

— Всего.

Лена ждала продолжения.

— Всего, — Ван Юн плеснул руками, как начинающий купальщик. Китайское лицо подёрнулось надеждой, сменившейся страданием. — Я не умею объяснять. Отец научил меня готовить зелёную мазь. Отца научил дед. Мы мастера мази, никто из нас не учился по книгам.