Пастухи призраков - [17]

Бабушка папу с мамашей не простила, хотя это, конечно, глупость: тромбы не отрываются на почве оскорблённой нравственности даже у идейных прорабов с больным сердцем, просто рано или поздно все от чего-то умирают, деду ещё повезло — умер во сне, бывает куда противней. Ну да, ему было сорок шесть, но и тётя погибла в сорок шесть, семейная традиция. Лена не возражала: что такого хорошего в жизни после сорока шести? Глядя на девочек-подростков, она ловила себя на мысли, что большинству из них имеет смысл закруглиться с существованием не позже двадцати трёх — дальше будет только хуже.

Фанта ответила суровым гавканьем на звонок: жара жарой, но в доме — ротвейлер, если чё. Лена бросилась открывать, на ходу влезая в майку и джинсы. Как всегда, ничего не успела! Папа!

* * *

— Скорую вызывать или ментов?! — спросил драматическим шёпотом Рома и уже в прихожей полным голосом объявил: — Там у вас в подъезде бабка из окна кидается!

Запрокинув голову, Лена уставилась в раскрасневшуюся Ромину физиономию, ожидая объяснений, прежде всего — его появления. От Ромы несло потом, свежим и не очень, а также чипсами с беконом. Пышная Ромина шевелюра была абсолютно мокрой, словно он только вышел из душа. То же самое касалось идиотской жёлтой футболки с Дональдом Даком. «Шмали дёрнул», — услужливо подсказал Лене нос. Несмотря на солидные габариты, козью кудрявую бородку и усы, Рома производил впечатление карапуза, в данный момент изрядно перепуганного и готового зареветь. Глаза пучились за орбиты очков, кадык дёргался.

— Да не тормози, Лен! Лифт не работает, шёл пешком, на третьем — она, и вопит! Звоню в скорую, всё равно менты не успеют, уже наполовину вылезла.

В мозгу у Лены щёлкнуло.

— Скрюченная такая бабка, в мохнатом берете и тапочках с веником?

Рома кивнул.

— Расслабься, Страшная Бабка каждый день козырёк подъезда подметает, ну, бычки кидают, объедки, всё такое. На третьем этаже окна снизу, на других — под потолком, вот она и прыгает с третьего. Убирается она. Подъезд тоже моет на добровольных началах, не доверяет киргизам.

— Ни фига се! — Рома плюхнулся на бабушкину скамеечку для надевания обуви, в смятении чувств игнорируя низкие рыки, посылаемые по его адресу Фантой. — А назад как?

— Как-как, с козырька на землю, и Вася-кот.

— До сих пор руки трясутся. Папе раз об капот тётка с тринадцатого этажа самоубилась, у него потом было нервное расстройство целую неделю.

— Не дождёшься! — фыркнула Лена. — Страшная Бабка всех переживёт и на могилках потопчется, она каждый день это обещает, и думаю, не врёт. Раз Димка спёр на работе пятьдесят кило цемента, лифт сломался, он мешок под лестницей до утра оставил, а Бабка в одни щи на помойку сволокла. Восемьдесят один годочек стукнул старушке. Тебя чего принесло-то, Ром? Лидка, наконец, из дому выставила? Так насела, что с двумя пакетами еле ушёл?

Фанта обнажила клыки, Рома вскочил.

— Шуточки у тебя! Ещё накаркаешь, — поёжился он.

Снабдив собаку волшебным пенделем, Лена подтолкнула гостя в сторону кухни.

— Не выставила? Жаль. Я, было, размечталась, что ты пригласишь меня выручать имущество из родительской мансарды. Нормальный получился бы завтра утренник: клоун в бассейне с прокушенным горлом, дети кайфуют, няни примотаны скотчем к деревьям, бригада грузчиков перетаскивает гаджеты бочками. Я с ружьём замыкаю строй.

— У тебя хорошее настроение, — искательно улыбнулся Рома. — Мотался тут по делам, кондей в машине сдох… это ж убиться — прорываться за город в пятницу вечером без кондиционера! В общем, решил напроситься ночевать. Ты не против? Всё равно завтра Нюсю на этот ваш детский праздник везти.

— Праздник как раз ваш, — нахмурилась Лена. — Я жду папу. Что в пакетах?

— Пиво, сыр, охотничьи колбаски… пирожные… Тогда я поеду?

— Оставайся, я ж не зверь. Есть чего новенького посмотреть?

— Ну так! — расцвёл Рома и вскинул планшетник наперевес, как ружьё. — Траву курить будешь?

— Ясно, какие у тебя дела, — покачала головой Лена. — Ты с дуба рухнул? Нюся на свободе, папа вот-вот приедет.

— Иннокентий Германович — психиатр, а они знаешь, что употребляют? Надо будет спросить.

— Даже не думай, — улыбнулась Лена.

Голенькая мокрая Нюся обезьянкой взвилась на Рому.

— Дядя Рома! Принёс мороженое?

— А что ты больше хочешь: шоколадку или мороженое?

— Шоколадку, мороженое и конфету!

Фанта вела себя прилично, по крайней мере, с формальной точки зрения. Собака просто присутствовала, не без основания надеясь, что играет в Ромином сознании роль грозовой тучи. Когда дойдёт до ужина, она водрузит тяжёлую морду на колени неудачника и будет взымать колбасно-сырную дань до тех пор, пока Лена не обратит внимания на каменную неподвижность гостя и не отправит её страдать на диван.

* * *

Пользуясь вечерней возможностью пройтись по парку, не расплескав кипящие мозги через уши, Лена повела собаку на выгул. Фанта возилась в кустах, жамкая пастью. Нюся уверяет, что она ловит фей: «Маленькие, серенькие, мам, не мыши, у них крылышки, они — феи!».

Татьяна Викторовна несколько раз, смущаясь, заводила с Леной разговор о Нюсиных «глупых фантазиях». Так, в «зале» у Димки приходит сквозь стену тётя и улетает в потолок, по квартире бегают чёрненькие с глазками, а в углах сидят живые серые пятнышки. Чёрненьких и пятнышек Нюся не боится, а тёти боится, потому что та щиплется. А в лифте водится нечто в красной юбочке и чёрной кофточке, но без рук. Нюся спрашивала, что это такое, Татьяна Викторовна пугалась, у самой Лены мурашки бежали по спине, хоть пешком ходи из-за Нюсиных разговорчиков. О нелюбимом Фантой сломанном фонаре Нюся поведала, что на самом деле тот горит даже днём, а иногда из него лезут нитки. Хорошо хоть дома Нюся ничего не выявила… чёрненького. Кроме того, Нюся не бросила привычки играть, закрыв глаза, при этом у Лены возникало впечатление, что ребёнок видит ничуть не хуже, чем с открытыми глазами. Надо всё же с папой посоветоваться.