Пастухи чудовищ - [53]

Так стал Семион Семионович ЛОПСом. Каковое обстоятельство очень пригодилось ему, когда мир изменился и у всех людей планеты Земля началась новая, отличная от предыдущей жизнь…

На наше приветствие Семеныч лишь слегка кивнул. Скользнул по нам – всем троим – хмурым взглядом и встал к рукомойнику, принялся мыть руки.

– Однако – на стол! – вдруг произнес он, не поворачиваясь. – Иди готовься… Ты, молодой… Как тебя?..

Дега толкнул меня.

– Умник, – напомнил я.

– Ляг на скамейку.

Я повиновался. Семеныч вытер руки полотенцем, висящим тут же, над умывальником, шагнул ко мне, положил ладонь на бок, прямо на повязку. Подержал немного (меня слегка кольнуло точно слабым электрическим зарядом) и убрал.

– Повязку не снимай, через пару дней покажешься, тогда сам и сниму, – сухо сказал Семеныч. – На-ка. – Он сунул мне пузырек с таблетками. – Это кальций. Принимать на пустой желудок.

– А… как там у меня? – робко спросил я. – Через два дня то есть все пройдет, что ли?

Не сочтя нужным ответить, он развернулся, чтобы уходить.

– Семе… Семион Семионович! – почтительно позвал Дега. – А можно нам к Максу?

– Нет, – бросил коротко Семеныч и зашагал от нас прочь по проходу между койками.

– Суровый мужик… – проговорил мой кореш, глядя ему вслед. – Как будто через силу все делает. С неохотой живет.

– А может, он считает, что и сейчас ему этот мир только снится? – предположил я. – Один-то раз он уже через это прошел…

– Да мне пофиг, – беззаботно сказал Дега и снова зевнул. – Пойду-ка я покемарю. После обеда опять с отцом Федором заниматься. Слушай… – Он вдруг воровато оглянулся по сторонам и перешел на интимный шепот: – А Ветка ведь запала на тебя. Точно говорю, я эту фишку на раз просекаю. Ну, оно и понятно; Макс – он хоть и брахман, а старикан уже. – Он хихикнул. – А ты вон какой – конь-огонь. И она… – Дега причмокнул, покрутив задом, – баба видная. Я б на твоем месте не терялся. Я б на твоем месте ее…

Парой энергичных телодвижений он продемонстрировал, как бы именно поступил с Веткой. У меня потемнело в глазах. Я бы, наверно, врезал корешу в тот момент, но он вовремя отпрыгнул, видно, заметив что-то в моем лице. И я опомнился.

– Пойду, – сказал Дега, посмотрев на меня с непогасшей еще веселостью, сквозь которую, впрочем, светилась опаска. – Спать пойду. Давай, Умник, до встречи!

И он ушел. Вслед за ним я покинул лазарет. И только в коридоре вдруг вспомнил, что не имею ни малейшего понятия, как мне найти дорогу к своей келье.

Глава 2

Фиму Кулькова только несколько дней назад повысили от заместителя до директора департамента образования Заволжского округа. Новое назначение Фиму, который, откровенно говоря, не первый год уже подумывал о том, чтобы уволиться из правительства, вовсе не обрадовало. Что повышение? Ну, зарплата существенно увеличилась, автомобиль выделили с личным водителем, так ведь и раньше Фима не бедствовал, а машина… Не очень-то она и нужна. К тому же все равно Фиме ей пользоваться не суждено – на новоприобретенный служебный автомобиль молниеносно и безапелляционно заявила права Рахиль Львовна, Фимина супруга, монументальная дама с профилем престарелой свиноматки и амбициями императрицы, утверждающая, что по улицам, мол, теперь приличной женщине ходить небезопасно. Не понимает, дура: худшее, что с ней может случиться, – вырвет какой-нибудь оболтус из рук сумочку – и все… А то, что по нынешним временам куда как комфортнее отсиживаться мелким клерком в какой-нибудь незаметной конторке, чем занимать правительственную должность, в пергидрольную ее голову не умещается. Давно бы Фима уволился, давно бы нашел себе местечко поспокойнее, но Рахиль Львовна даже и слышать об этом не хочет. Она ведь, курица, и не поинтересовалась даже, куда это прежний директор департамента подевался, Кузовников Андрей Андреич. На повышение пошел или, наоборот, поперли его с поста?

Лучше бы уж поперли… Был директор департамента Андрей Андреич Кузовников, простодушный увалень – и нет Андрея Андреича… Все, что от него осталось, – только оболочка, захваченная тем, о ком в правительстве предпочитают не говорить даже шепотом. Во-первых, это прямо запрещено внутренним строжайшим распоряжением, а во-вторых, даже если бы и не было запрещено, все равно не станешь говорить… себе дороже. Кто его знает, вдруг себе такую же, как у несчастного Кузовникова, участь накличешь?

Фима Кульков уже собирался домой – рабочий день подходил к концу, пятый час на дворе.

«Скорей бы зима, – подумал Фима, вставая из-за стола и потягиваясь. – Хорошо зимой – по-настоящему светает не раньше восьми, а темнеет уже после трех… Только пришли, поздоровались друг с другом, чайку попили, и уже пора по домам…»

В дверь кабинета коротко постучали.

– Да!.. – разрешающе зевнул Фима.

Дверь отворилась, в кабинет просунула остроносую мордочку секретарша Настенька.

– Вас вызывают, Ефим Романович! – тихо сообщила она.

– Кто? – удивился Кульков, машинально глянув на часы.

– Ну, этот… Комиссар который, – еще понизив голос, сказала Настенька.

Фима, вздрогнув, сглотнул.

– Прямо сейчас вызывает? – уточнил он.

– Прямо сейчас, – совсем уж едва слышно подтвердила секретарша.