Пастухи чудовищ - [54]

Фима вышел в приемную, прихватив пальто и портфель.

– Я, наверное, того… – сказал он, – не вернусь уже…

Сказал – и сам испугался, как жутко сложилась фраза.

– В том смысле, что сразу от него – домой, – торопливо поправился он.

Уже в коридоре Фима спохватился. А куда, интересно знать, его вызывают? Собственного кабинета у Комиссара нет. Появляется Комиссар в здании правительства, когда ему вздумается, исчезает, никого не предупредив, запросто проходит хоть к мэру, хоть к самому губернатору – без доклада, и без очереди, и в любое время…

Фима вернулся в приемную.

– В кабинете Кузовникова он, – сказала Настенька, догадавшись, о чем ее хотят спросить. – С час назад приехал и все там сидит.

– Ага, – кивнул Фима.

Час от часу не легче… Вот уж куда-куда, а в кабинет своего бывшего шефа Фима Кульков предпочел бы не заглядывать.

Делать, однако, было нечего. Фима, прижимая к груди портфель и свернутое неряшливым конвертом пальто, побежал по безлюдному уже, полутемному коридору. Боже ж ты мой! Экономия, и здесь экономия! Лампы в коридорах вывернули еще в прошлом месяце. Ладно еще население, которому врубают электричество на пару часов утром и на столько же вечером, населению и того с лихвой должно хватать… Но правительству-то! Правительству, чье здание с помощью генераторов освещается, можно ведь было не поскупиться, свет в коридорах оставить? Неужели для тех, кто на благо народа неустанно трудится, горючки жалко?

Он поднялся на этаж выше.

У кабинета Кузовникова, прямо под дверью с бледным четырехугольным пятном от снятой таблички, сидел на стуле краснолицый усач в военной форме без знаков отличия – неизменный и безымянный для всех обитателей Фиминого ведомства спутник Комиссара. Услышав Фиму, усач, кряхтя, поднялся и со стуком отодвинул стул, освобождая проход к двери.

– На месте? – спросил Кульков только затем, чтобы что-то сказать.

Этот вопрос почему-то развеселил военного.

– На месте, на месте! – усмехнулся он. – Все на месте! Проходи!

Фима приоткрыл дверь до середины и робко втиснулся в образовавшуюся щель.

Хорошо знакомый кабинет выглядел теперь каким-то чужим. Должно быть, оттого, что освещен он был не яркой потолочной лампой, а всего лишь настольной, накрытой сверху еще и старой газетой.

За окнами матово серел угасающий день.

Шагнув было вперед, Фима остановился, удивленно заморгав.

Комиссар полулежал прямо на широком столе, как на диване, опершись на одну руку, а другой быстро и звонко щелкая по компьютерной клавиатуре. На сосредоточенном лице Комиссара мерцал аквариумный отсвет монитора.

Кульков, сделав еще два шага, на третьем опять запнулся и даже тоненько вскрикнул от мгновенного испуга, заметив то, чего не заметил сразу.

В самом темном углу кабинета очень прямо и неподвижно сидел в своем кресле Кузовников. Но не тот Кузовников, которого помнил Фима, а изменившийся, бледнокожий и словно бы располневший, но выглядевший не мясисто-мягким, а монолитно твердым, как мраморное изваяние. Ноги и руки Кузовникова были прикручены к ножкам и подлокотникам кресла толстым слоем скотча, и невероятно огромные, черные, лишенные зрачков глазищи в упор смотрели на Фиму. Новый директор департамента образования успел облиться холодным потом, до того как сообразил, что страшные глазищи – вовсе не глазищи, а просто большие солнцезащитные очки с черными стеклами.

Комиссар поднял голову, звякнув своими кольцами в ушах, мельком глянул на Фиму поверх монитора.

– Проходи, садись, не стесняйся, – бесцеремонно пригласил он. – Да не бойся, ничего он тебе не сделает. Его, можно сказать, здесь как бы и нет.

– Я понимаю… – пролепетал Фима.

– Ничего ты не понимаешь, – усмехнулся Комиссар. – Сейчас, еще секунду… – Он особенно сильно ударил по клавишам – как бы дал завершающий аккорд, соскочил со стола и с хрустом поднял и опустил плечи. – Все… Осталось подождать немного…

Чего именно осталось подождать, Кульков спросить не решился. Просто уселся на стул для посетителей, положил на колени портфель, на портфель – пальто, которое тотчас же развернулось, свесившись до самого пола. Фима засуетился, устраняя оплошность, и уронил портфель.

– Н-ну? – весело осведомился Комиссар, наблюдая, как Фима, зажав между коленями поднятый портфель, торопливо сминает пальто в большой бесформенный ком. – Как оно вообще?

– А?

– Как дела, говорю?

– Дела?

Фима силился понять, что от него хочет Комиссар, какие конкретно дела его интересуют, но все никак не мог. Поэтому ответил наугад:

– Откровенно сказать, не очень хорошие дела. Бюджетных средств едва-едва хватает, чтобы учителям зарплату платить, – и то не каждый месяц, а на ремонт школьных помещений совсем ничего не остается…

Он выдержал паузу, чтобы горестно вздохнуть и заодно оценить реакцию Комиссара на выданную информацию. Комиссар вполне сочувственно покивал, бряцнув своими колечками, и Кульков несколько приободрился:

– Хорошие специалисты уходят в поисках лучшего заработка, приходится набирать тех, кто хоть как-то ориентируется в своем предмете. Нет, конечно, всегда есть подвижники, готовые работать за просто так, на них все и держится, но таких подвижников – абсолютное меньшинство…