Пастух медведей - [19]

Я подчеркнуто вежлив, изысканно — официален,

Элегантен, улыбчив, доступен (на данный момент).

Если в голосе вдруг и мелькнет ощущение стали,

То и это зависит от веяния перемен.

Я могу объяснить все случайности этого мира

И указывать всем оптимальное время для гнезд.

Препарировать Сон. Разобрать по созвучиям Лиру.

Успокоить поэта, вдохнувшего Славы и Грез.

Я надежен как танк и трезвей, чем расчет дельтаплана,

И готов оплатить безналично представленный счет.

Мне почти ничего в этой жизни ни дико, ни странно,

Потому что Она сюда больше уже не придет.

Не войдет в старый дом, не поправит на окнах портьеры,

Не откроет рассвет, где в живую поют соловьи…

Я такой же предмет, как любая деталь интерьера

И я так же умру, не дождавшись Случайной любви…

* * *

Что за ночь была!

Звезды тусклые,

Как пророчества

Заратустровы.

А в глазах ее

Полумесяцем —

Пламя светится!

Искры бесятся!

Сожжены мосты,

Угли красные…

Все слова пусты.

Все — напрасные!

А к бровям ее

Обособленно —

Мягкий бархат льнет

Черным соболем!

И снега стеной

Старой крепости…

Я верчу судьбой

До нелепости.

А в кудрях ее

Златокованых —

Лунный луч поет

Заколдованно!

И в стихах теперь

Сны не вещие…

Меж примет-потерь

Все зловещие…

В суматохе лет

Чувства — тщение…

Но оставь хоть след,

Сновидение!

* * *

Н.

Издеваясь над теченьем дней,

Поезд несся из границ зимы,

Увозя совсем чужих людей,

Даже внешне не таких, как мы.

И качало их тайком купе

В шалой неге молодой весны,

Веселился тощий стол Распэ,

И мгновенья превращались в сны.

А когда разбил окно рассвет

И ушла последняя звезда,

Эта девушка сказала «нет»,

Что, конечно, означало «да».

У бессонниц лишь одна беда —

Что ни ночь, то просто тихий бред.

И мужчина подтвердил «ну, да…»

Что, конечно, означало «нет».

Напрягались души и умы,

И, наверно б, страшным был конец…

Но спокойно развенчали мы

Всю романтику смешных сердец.

Эти двое развели мосты…

Все так ясно стало впереди.

Что за легкость — вплоть до пустоты,

Где-то в левой стороне груди…

* * *

Эти вишни впитали тепло ваших пальцев…

Ваши губы хранят аромат этих вишен,

И манят облака откровеньем скитальцев,

И луна обреченно ложится на крыши.

Мы не можем бродить этим городом вечно.

Наплевав на условности общей морали,

Мы должны расставаться легко и беспечно

Между трещин на легкой небесной эмали.

Улыбаться знакомым, заставшим нас вместе,

Но молиться в душе, чтоб они позабыли

То, что видели… И выцарапывать крестик

Каблучком башмачка на полуденной пыли.

Напряженно молчать — это необходимо.

Потому что слова все равно бесполезны

И поток временной давит неотвратимо,

Нас небрежно качая на краешке бездны.

Если верить всему — нам не стоило сбыться…

Раз уж атомы делят и сыпятся щепки,

То безумно легко было б нам разделиться,

Ощущая всю власть общепринятой лепки,

Ковки, кройки, строительства духа и тела

Для укладки в формат всем удобных канонов.

Гордый дух перемен налетит оголтело

И заставит идти без проблем и уклонов.

Дистилляция снов будет чаще и строже.

Нас избавят от слез, и стихов, и дебатов.

…Кровь раздавленных вишен упрямо похожа

На попытки души протолкнуться сквозь вату…

* * *

Фея леса — рыжая лиса,

Жадная и страстная колдунья…

Копятся чужие голоса,

Подтвердив грядущее безумье.

Обнажив обожествленный стих

В бесконечной смене декораций —

Если я чего-то и достиг,

То не для того, чтобы казаться

Чуть умней — пришедших до меня,

Чуть глупей — идущих вслед за мною.

Отблески небесного огня

Нас сравняют с веком и судьбою.

Фея леса — рыжая лиса…

В долгий час полуденного пьянства

Прошлый мир наложит на глаза,

Вечную печать непостоянства,

Откровеньем вскопанных могил,

Павших звезд в системе мирозданья,

Где страдал, мечтал и волком выл

О любви без веры и названья,

О земле, которой не пройду.

О душе, которой не встревожу —

Пусть хоть искрой в душащем бреду,

Но твоею искрой, святый боже…

Фея леса — рыжая лиса,

Пламень, разрывающий на части!

Предоставит Вечность полчаса,

Полпути в полупознанье счастья.

Обреченный этому костру

Отдавать последнее с ладони,

Я уже навечно — не умру,

Возродившись в царственной короне.

Положу свой меч на аналой

В поисках возвышенного крова

И приму монаршеской рукой

Дикий мир утерянного Слова…

* * *

Расстаемся… Ты это всерьез?

Я не помню банальнее фразы.

Мне всегда представляется сразу

Океан из упреков и слез…

Убеждаю себя — не спеши.

Поиграв отражением лунным,

Пробегусь по ладам семиструнным

Одинокой, бродяжьей души.

Миги горьких и радостных встреч

Подбирая на пыльной дороге,

Я прикинусь немым и убогим,

Отложив восхищенную речь.

И отпраздную день расставанья,

Опьяненно вглядевшись в закат,

Если это усилит стократ

Сердца стук и длину расстоянья.

Боль строки, никогда, в никуда

Вознесет первобытная песня.

Как зеленый осколок из перстня,

С поднебесья сорвется звезда.

И зарю возвестят соловьи,

Далеко, не на этой планете.

Жизнь увидев в возвышенном свете,

Я порву все стихи о любви…

* * *

Матушка-императрица,

восемнадцать лет…

Раз увидев — вечно Ваш до вздоха!

Укороченная шпага, длинный пистолет,

Рев ветров, крылатая эпоха.

Что поделать, раз не время,

если не судьба

Встретиться, покаяться, проститься?

Вырвет из любых объятий грозная труба —

Не грусти, притихшая столица.

Это вечный крест —

менять любовь на миражи…

Что мы можем отсудить у века?

Горизонт всегда отодвигает рубежи