Пассажиры первого класса на тонущем корабле - [52]
Независимость американских колоний навсегда вытеснила Испанию из рядов великих держав. Однако это устранение было главным образом моментом восприятия. Военное первенство Испания уступила ещё столетием ранее. Собственная империя никогда не делала Испанию ведущей экономической державой и не обеспечивала для неё ресурсы, которые могли бы помочь Испании в военной конкуренции в Европе. Но самым фатальным моментом оказалось то, что империя замедляла, а не развивала испанскую экономику. В эпоху возникновения глобального капитализма, которая совпала с формированием Испанской империи, Испания никогда не была претендентом на контроль над глобальными рынками — она стояла в стороне от этого процесса, а затем оказалась проигравшей по мере того, как торговля концентрировалась в других европейских политиях и оказывалась под их контролем.
Людовик XIV и пределы вертикального абсолютизма
В моей книге «Капиталисты поневоле» Франция XVII века рассматривалась в качестве образца вертикального абсолютизма. Этот термин использовался для описания результатов стратегии Людовика XIV по созданию элит, купивших своих должности, а также провинциальных элит и формированию альянса с ними для ослабления возможностей крупных аристократов и церкви изымать доходы у крестьян и городов, а в случае с аристократами и возможностей снаряжать армии, которые могли бросить вызов короне. Успех вертикального абсолютизма заключался в том, что он воспрепятствовал консолидации аристократических олигархий наподобие тех, которые формировались в испанских провинциях. Напротив, множество французских элит расталкивали друг друга локтями в борьбе за право собирать налоги и рентные платежи с крестьян. Ко времени Фронды — завершившегося неудачей одновременного восстания крестьян и аристократов в 1640-х годах — монархия уже полтора столетия манипулировала провинциальными элитами, а влиятельность аристократов перемещалась в сферу покупных должностей. Полномочия каждой элиты в этот момент стали опираться на пожалования монархом «привилегий, которые подвергались различным интерпретациям и определялись со ссылкой на короля».[172]
Ослабляя аристократов и духовенство, которые могли бросить ей вызов на уровне всей страны, монархия наделяла полномочиями присваивать доходы и осуществлять квазигосударственные функции на местах чиновников и более мелких землевладельцев. Таким образом, даже несмотря на то, что Франция была богатейшим государством с 1630-х годов, когда она опередила по доходам Испанию, и до 1790-х годов, когда это положение перехватила Британия, Людовик XIV и его преемники, как и монархи династии Бурбонов в Испании, были ограничены постоянным фискальным кризисом. Причинами этого кризиса были увеличивающиеся обязательства короны по выплате или распределению доходов в пользу чиновников, купивших свои должности, и растущий долг, формируемый постоянными войнами. Как отмечалось в главе 2, в номинальных данных о налоговых поступлениях не учитывается способность различных элит прибирать к своим рукам «государственные» доходы. Масштабное распространение продажи должностей способствовало тому, что большая часть доходов французского государства оказывалась под обременением ещё до того, как попадала в центральное казначейство. Поэтому всё большая доля королевских доходов становилась недоступной для оплаты военных расходов, формирования центральной бюрократии или других королевских начинаний.
Продажа должностей, наряду с действиями монархии, которые способствовали пересечениям между полномочиями и привилегиями элит, влияла как на внутреннее экономическое развитие Франции, так и на способы формирования французской заморской империи и её связи с экономикой метрополии. В рамках этой работы не получится дать подробное объяснение относительно запоздалого (в сравнении с Британией) капиталистического развития Франции — этот вопрос более подробно рассмотрен в главе 6 книги «Капиталисты поневоле». Здесь же достаточно будет сказать, что на основной территории Франции постоянный конфликт между элитами и пересекающиеся юрисдикции, порождаемые вертикальным абсолютизмом, гарантировали то, что большинство сельскохозяйственных земель так и не перешли в частную собственность с единственным владельцем, полностью контролирующим землю и её плоды, как это произошло в XVII веке в Англии. Стратегические манёвры короны, создававшие разногласия между элитами и обеспечивавшие доступ сборщиков налогов к крестьянскому хозяйству, заодно увековечивали юридические права, которые оказывались непреодолимыми барьерами для тех, кто стремился провести огораживание своей земельной собственности. Французские крестьяне располагали ограниченным контролем над землёй на протяжении всего периода Старого порядка — что же касается элит, то ни одна из них не обладала монопольным контролем над землёй, который дал бы основание для капитальных инвестиций в рекультивацию земли, способную привести к значительному приросту урожайности.
Это специфическое положение заставляло землевладельцев времён Старого порядка формировать системы аренды и испольщины, которые были лишь ещё одним пунктом в списке горьких плодов вертикального абсолютизма — в результате большая часть сельской Франции оставалась экономически отсталой и не могла выступать источником спроса для городских купцов и мануфактурщиков или для плантаций и промышленности в колониях. Нехватка внутреннего спроса и конкуренция со стороны более богатых и энергичных соперников в Британии и Нидерландах приводили к тому, что коммерческие и финансовые элиты Франции оставались небольшими и испытывали относительный недостаток капитала. Так или иначе, самые значительные доходы на капитал во Франции доставались покупателям государственного долга и выставленных на продажу должностей, так что французские обладатели капитала имели мало стимулов для инвестирования в отрасли реального сектора. Лишь более мелкие, не имевшие доступа к политическим механизмам купцы и землевладельцы вкладывали в промышленность и сельское хозяйство, поскольку в абсолютистском государстве их не допускали к тому, чтобы воспользоваться более прибыльными возможностями.
