Пассажиры первого класса на тонущем корабле - [36]

Арриги демонстрирует, что милитаризм и империализм являются не просто рефлекторными реакциями государств, а действиями, рассчитанными на то, чтобы воспользоваться специфическими возможностями и кризисами, которые порождает глобальная капиталистическая система. Особое внимание к финансиализации позволяет Арриги объяснить, почему определённые государства на какое-то время обретают для финансирования военных приготовлений и войн исключительные ресурсы, источником которых не могут быть типовые экономические меры или представления о возможностях государства в духе Чарльза Тилли. В то же время результаты войн между гегемонами и теми, кто бросает им вызов, невозможно объяснить просто особенностями функционирования и циклами мир-системы. Признавая это, Арриги закладывает основу для выхода за рамки циклических теорий капитализма и мир-системы. Важнее всего то, что Арриги вводит в историю капитализма и империализма народные массы в качестве акторов, способных бросить вызов прокапиталистической политике в метрополиях и препятствовать империалистическим захватам внешних территорий.

Соединённые Штаты на пути к собственной гегемонии столкнулись с высоким уровнем мобилизации трудящихся в ещё большей степени, чем Британия в период своего расцвета. Арриги демонстрирует, каким образом благодаря объединению трудящихся в профсоюзы и другим, менее организованным разновидностям их влияния, заработные платы поддерживались на высоком уровне, что снижало объём прибылей. Кроме того, Арриги отмечает, что массовая мобилизация ограничивает внешние вмешательства США. Однако у него не содержится подробного анализа, необходимого для уточнения того, почему антивоенная мобилизация в Америке приобретала разный характер в зависимости от конкретного момента времени и конкретной войны. Кроме того, Арриги не уделяет детального внимания вопросу о том, как на внешнюю политику США влияли меняющиеся масштабы внутреннего противостояния зарубежным интервенциям и военным потерям среди американских граждан, что будет рассмотрено нами в главе 7. Поэтому у Арриги остаётся непрояснённым то, каким образом подобные ограничения сдерживают нынешнюю гегемонию США.

Куда более чётко Арриги говорит о том, как внешняя конкуренция в ядре мир-системы и сопротивление на её периферии ослабляли способность США держать под контролем мировой порядок.

Даже несмотря на то, что Соединённые Штаты не сталкиваются с каким-либо военным соперником, хоть как-то способным прийти им на смену, в иных принципиальных аспектах они сегодня слабее, чем сто лет назад была Британия. США стали страной-должником, тогда как Британия в ходе мировых войн была по-прежнему способна полагаться на доходы и солдат из своей способной к адаптации империи (прежде всего из Индии). Арриги перечисляет способы, при помощи которых Соединённые Штаты, как и прежние гегемоны, стремятся укрепить своё военное, экономическое и геополитическое преимущество, а следовательно, он демонстрирует, как слабость в одной сфере подрывает стратегии в других. Например, американские войны во Вьетнаме и Ираке, задачей которых было снижение геополитических вызовов со стороны национально-освободительных движений в Третьем мире и бесцеремонных нефтедобывающих государств, вместо этого придали храбрости силам, которые были избраны мишенями США, но не потерпели поражение. Кроме того, эти войны привели к бюджетному и внешнеторговому дефицитам, ослабившим американскую экономику. Хотя до недавнего времени иностранные кредиторы были не в состоянии использовать потребность Америки в капитале для формирования ее внешней политики [в своих интересах], Китай в ходе финансового кризиса 2008 года присоединился к требованиям других стран и частных иностранных инвесторов к американскому правительству защитить их вложения от обесценивания.[113]

Опираясь на глубину своего мир-системного анализа, Арриги демонстрирует сильные стороны, но в то же время и устойчивые ограничения этой модели. Подход Арриги способен уточнить, что именно требуется в отдельно взятую эпоху для достижения гегемонии в мир-системе. Однако Арриги, как и Валлерстайн, а до этого Ленин, не столь удачно объясняет, почему конкретные страны в принципе достигают гегемонии, тогда как другим это не удаётся. Мир-системная точка зрения Арриги зачастую игнорирует внутренние конфликты в каждой из стран ядра, определяющие комплекс политических мер, которые предопределяют её (меняющееся) положение в мир-системе. Вместо этого отдельные страны у Арриги часто предстают в качестве унифицированных акторов — из его работ мы узнаем об интересах и действиях «Нидерландов», «Британии» и «Соединённых Штатов».

Нам потребуется предпринять более глубокий и более системный взгляд внутрь стран, выступающих основными единицами анализа в мир-системной теории, и выявить акторов, чьи конфликты в каждой отдельной стране формировали политику, приводившую к достижению или утрате гегемонии. Как и в случае империй, для держав-гегемонов на деле характерно множество конкурирующих между собой элит. Акторами всемирной истории являются элиты и классы, а не политии. Конфликт элит и классов постоянно меняет структуру каждой политии, а тем самым меняет и способность каждой политии к борьбе за гегемонию или её удержание. Хотя мир-системный подход способен распознавать и исследовать конфликт элит и классов, я не согласен с попытками Валлерстайна и Арриги синхронизировать структурные изменения внутри отдельных политий с циклами мир-системы. В результате этого Арриги оказывается не в состоянии объяснить, почему гегемония Британии продлилась гораздо дольше, чем гегемония Нидерландов или Соединённых Штатов, а также то, как Британия, в сущности, смогла унаследовать статус гегемона у самой себя в течение двух следовавших друг за другом эпох, которые охватывали переход к промышленному капитализму.