Пассажиры первого класса на тонущем корабле - [20]

Структуры владычества, созданные в начальный момент колонизации, были значимы для последующего экономического развития,[49] а также для того, каким пространством для реструктуризации колониальной власти обладали имперские правители в столице метрополии. Сложность отношений между элитами в испанской и французской метрополиях в XVI–XVIII веках подразумевала, что у колониальных элит зачастую было много патронов, которых они могли сталкивать лбами ради достижения ещё большей автономии. По мере того, как производимое колониями богатство увеличивалось, уже сами элиты метрополий получали преимущество в борьбе друг с другом в зависимости от того, насколько они могли добиваться лояльности (по крайней мере временной) и финансовой поддержки со стороны колониальных элит. Разумеется, это наделяло последние ещё большим влиянием в их торге с монархами и другими элитами метрополии за автономию и удержание более значительной доли формируемых ими доходов. Колонии с более рыхлыми коренными сообществами и слабыми колониальными элитами мало что приносили метрополии и оказывали на неё незначительное влияние.

Отношения между колониальными элитами и элитами метрополий зачастую были значимым, а порой и решающим фактором для исхода конфликтов между элитами французской и испанской политий. Именно так колониальные элиты воздействовали на структуру отношений между элитами в империях, представленных в рассматриваемом квадранте. Данный тип трансформации сильно отличался от того, что был характерен для гегемонов, о которых пойдёт речь ниже. Испанская империя и империя Франции эпохи Старого порядка не создавали новых элит в метрополии — напротив, они воздействовали на баланс сил между существующими элитами.

Какое значение вмешательство колониальных элит в конфликты элит в метрополиях имело для способности Испании и Франции конкурировать в глобальной политике и экономике? Подробный ответ на этот вопрос будет дан в главе 3. Здесь же необходимо отметить, что стабильность и автономия элит в испанских и французских колониях исходно оказалась возможной благодаря нестабильности элит в метрополиях, однако затем это обстоятельство способствовало сохранению и углублению конфликтов между элитами во Франции и в Испании. В этом смысле французская и испанская метрополии отличались исключительной дезорганизацией в ряду империй и гегемонов, рассматриваемых в этой книге и представленных в таблице 1.1.

Единство колониальной элиты и дезорганизация среди элиты метрополии ослабляли геополитические позиции Испании и Франции. Все великие державы пытались захватывать друг у друга колонии в промежутке между первоначальной колонизацией Американского континента и Второй мировой войной. Однако Испания и Франция отличались уникальной уязвимостью, поскольку их обладавшие особой автономией колониальные элиты порой были способны объединяться (или угрожать объединением) с державами-конкурентами против своих номинальных правителей, стремясь получить лучшие условия от нового повелителя или большие уступки от фактического монарха. Аналогичная уязвимость присутствовала и у Британии, но это касалось лишь её переселенческих колоний — прежде всего североамериканских, чья победа была окончательно закреплена при поддержке Франции. Германским колониям не была присуща подобная уязвимость, поскольку Британия, которая смирилась с германскими колониальными приобретениями, а порой им и способствовала, не усматривала ценности в противостоянии германскому государству путём вмешательства в его колониальные дела. Это снижало влияние германских колониальных элит на государство, а тем самым и масштаб, в каком эти элиты или судьба их колоний входили в политику германской метрополии.

Аналогичным образом британские колонисты-переселенцы завоевали свою автономию не в силу общей некомпетентности чиновников метрополии. Британские непереселенческие колонии, прежде всего Индия, оказываются в таблице 1.1 в противоположном от Британской Америки квадранте, даже несмотря на то, что все эти колонии были частью единой империи. Хотя универсальная для Британской империи возможность контролировать ситуацию и демонстрировать силу была характерна как для переселенческих, так и для непереселенческих колоний,[50] две эти группы колониальных владений принципиально отличались в части количества и самоорганизации британцев в каждой из них. В Индии и других непереселенческих колониях британцы были малочисленны и оставались крайне зависимы от власти метрополии и всевозможных видов капитала (последствия этой зависимости будут рассмотрены ниже в разделе, посвящённом гегемонам).

В отличие от германских колониальных администраторов или британцев в Индии, британские элиты колонистов-поселенцев в Америке и других местах не планировали возвращаться на родину, и потому принимали как должное идентичности, основанные на их социальных статусах в Америке и на тех разновидностях капитала, которые они могли накапливать в колониях.[51] Всё больше британских поселенцев в Америке создавали собственные организационные возможности, которые последовательно сокращали их управленческую, военную и экономическую зависимость от Британии и, как продемонстрировала революция 1776 года, наделяли их способностью саботировать и опротестовывать действия официальных лиц, которым метрополия продлевала контракт на следующий срок. В XIX веке высокой степени автономии добились поселенцы и в Канаде, Австралии и Новой Зеландии, получив от Британии значительные уступки без доведения дела до войн за независимость этих территорий.