Пассажиры первого класса на тонущем корабле - [184]

Вооружённые силы и внешняя политика после упадка

Нидерландские элиты, как было показано в главе 4, не были готовы повышать налоги, чтобы оплачивать армию и флот, способные сыграть решающую или хотя бы значимую роль в европейских войнах XVIII века. В Семилетней войне Нидерланды сохраняли нейтралитет.[1068] Вместо этого голландцы сосредоточили свои ограниченные военные инвестиции на удержании колоний и торговых маршрутов в Азии и на Американском континенте. Это решение отражало рациональную и обоснованную оценку элитами своих сил и ресурсов в соотношении с Британией и Францией. Этот же момент выступал и отражением того факта, что элиты зарабатывали на своём доступе к другим европейским рынкам, а более агрессивная внешняя политика создала бы угрозу для этого доступа, который можно было сохранять и без использования военной силы.

Аналогичным образом к середине XVIII века Нидерланды и их Ост-Индская компания заняли преимущественно оборонительную позицию в колониях.[1069] Поэтому голландцы не вмешивались в британско-французский конфликт вокруг Индии во время Семилетней войны (1756–1763) или не пытались извлечь из него преимущество. Нидерланды утрачивали контроль над торговлей своих азиатских колоний между собой и с Европой, поскольку в эти территории могли коммерческими и дипломатическими способами проникать британцы. Ост-Индская компания была вынуждена предоставлять всё более значительную автономию своим агентам в Азии в надеждах, что она всё ещё сможет зарабатывать, выступая в качестве некоего приводного механизма между своими агентами, действующими в собственных интересах и самостоятельно себя финансирующими, и европейскими рынками, на которых по-прежнему можно было получать наибольшие прибыли.[1070] Нидерландское торговое общество (Nederlandsche Handel-Maatschapij, NHM) — преемник Ост-Индской компании — было, по существу, совместным начинанием голландских колониальных чиновников и аристократов Явы по установлению монополии на экспорт с этого острова. Эта монополия способствовала обогащению данных элит, а заодно и голландских и китайских купцов вместе с промышленниками в Нидерландах, первыми получившими доступ к яванской экспортной продукции, которую они обрабатывали и продавали в Европе. Союз голландских и яванских элит смог установить на Яве более высокие налоги, что позволило либеральному нидерландскому правительству, находившемуся у власти после 1848 года, снижать внутренние акцизные налоги, стимулируя экономику метрополии и радуя обычных потребителей.[1071]

Единственным исключением из этой осторожной внешней политики был эпизод, когда амстердамские купцы в нарушение британского эмбарго поставляли коммерческие товары и военную продукцию американским революционерам и Франции. Односторонним действиям Амстердама противостоял статхаудер, но их поддерживали Генеральные штаты, где преобладали купцы. Генеральные штаты приказали статхаудеру обеспечить военные конвои для торговых кораблей купцов, что статхаудер нехотя и сделал. Тем не менее действий нидерландского государства оказалось достаточно для того, чтобы на них отреагировала Британия, объявив войну в 1780 году.

Четвёртая англо-нидерландская война 1780–1784 была для голландцев геополитической и экономической катастрофой. Британия получила контроль над индийскими колониями Нидерландов, а британские купцы — доступ в голландскую Ост-Индию, прежде всего в Батавию в нынешней Индонезии.[1072] Поражение Нидерландов в войне и кризис, ставший следствием нарушения торговли во время боевых действий, спровоцировали массовый протест. Изначально патриоты противостояли статхаудеру при поддержке регентской элиты Голландии, но в 1787 году они сосредоточились уже на регентах. К этому моменту решающее значение для определения развязки внутреннего нидерландского конфликта приобрели иностранные державы. В 1787 году пруссаки восстановили власть статхаудера и сокрушили патриотов, но в 1795 году Наполеон заставил статхаудера бежать.[1073]

Нидерланды никогда не были доминирующей в Европе военной державой — даже в тот момент, когда они были гегемоном. Британия была морской державой-гегемоном, что обеспечивало ей преимущество за пределами Европы, хотя доминировать на самом континенте её армия так и не смогла. Напротив, как показал в главе 5 наш анализ оснований британской гегемонии, Британия полагалась на то, что основную часть сражений на полях Европы возьмут на себя её союзники, и ослабляла своих противников морскими блокадами. Как и в случае с большинством элементов фрагментированной голландской политии, британское правительство признавало, что оно всё в меньшей степени было способно утверждать свою власть над европейскими державами-конкурентами, причём для Британии это понимание касалось ещё и Соединённых Штатов.

Всё более реалистичному подходу британского правительства к геополитическим реалиям в конце XIX — начале XX веков способствовала, как мы видели в главе 5, неготовность элит платить более высокие налоги для военных приготовлений, а также массовая оппозиция воинскому призыву, что стало значимым фактором после расширения избирательных прав. Действовавшие в собственных интересах колониальные предприниматели и чиновники ослабляли эти препятствия, но их в основном интересовали стратегически периферийные территории в Африке. Однако даже в Африке Британия тщательно заботилась о том, чтобы не провоцировать державы-соперники. Поэтому, когда Британия предприняла интервенцию в Египет, который считался принципиальной в геополитическом отношении территорией для её банкиров, она успокаивала Германию, поддерживая её колониальные амбиции.