Пассажир дальнего плавания - [8]

— Марш вниз! — скомандовал Борис Владимирович.

Так прошла первая яшкина вахта.

Вечером в каюте у старшего помощника Яшка вспомнил про капитанскую угрозу.

Старпом что-то быстро записывал, будто не замечая Яшку.

— Куда высаживаться-то? — ворчал Яшка, но это только для отвода глаз. Думал он о другом: как бы загладить свою вину. Конечно, не дело, если все начнут дергать за ручку да останавливать пароход.

Старший помощник отодвинул бумаги, встал и, сердито кашляя, прошелся несколько раз по каюте.

— Как ты отвечал капитану? Как ты смел? — Борис Владимирович наступал на Яшку, тряся поднятым пальцем.

— А как?

— Да знаешь ли ты, какой это капитан?

— Поди особенный, — буркнул Яшка, но сам внимательно следил за пальцем Бориса Владимировича.

Тогда старпом решительно выдвинул из стола один ящик, порылся в бумагах, достал газету и разложил ее на столе.

— А вот посмотри! — и ткнул пальцем в картинку.

Там была фотография парохода «Большевик», а поверх, в кружочке, — портрет капитана Степанова. Да, да, именно его. А под картинками написано…

Яшка читал и не вдруг всему поверил. Как же это так? Оказывается, он попал на пароход, который шел в самую арктическую даль: из Архангельска в бухту Мелкую. И он, Яшка, едет на «Большевике», сидит вот в каюте.

Над головой у него круглое окошко. Он уже знал, что эти окошки называются иллюминаторами. На фотографии они вышли маленькими точками. Интересно, за которой помещается он, Яшка?..

А в бухте той «Большевик» собирался взять груз, доставить его в Архангельск, и всё это без помощи ледоколов. «Врут, не пробьются через такие льды, — подумал Яшка. — Вот и в газете написано:

«…в прошлую навигацию ледовые условия оказались черзвычайно трудными. В Арктике зазимовало много судов и в том числе ледоколы…»

Яшка знал об этом раньше. В прошлом году учительница другую газету читала им в классе. Как замерзли во льду и зазимовали в Арктике не то чтобы простые пароходы, а ледоколы: «Малыгин», «Садко» и «Седов». Их понесло в такое место, где ничего не было, кроме льда и белых медведей, а дальше — к Северному полюсу. Но Советское правительство узнало об этом и приказало знаменитым летчикам лететь туда и забрать людей. Оставить только тридцать три человека: корабли стеречь, а также изучать арктическую погоду, вроде как папанинцы год тому назад. Но папанинцы жили на льдине. Ох, и досталось, верно, им! Ну-ка, на льдине чуть не целый год сидеть и погоду изучать. На корабле-то удобней! Каюты там, поди, такие же, как эта, и на мачты можно залезать, чтобы кругом всё разглядывать. Нет, каюты, пожалуй, на тех кораблях не такие. Стенки у них потолще, крепче, раз в этаких льдах… А как же «Большевик» сумеет пробиться в бухту Мелкую? Это еще ничего не значит, что он ледокольный пароход — не ледокол ведь.

Прочитав статью и вспомнив рассказ учительницы, Яшка запутался в своих рассуждениях.

Как же так? Самые знаменитые полярники на льдинах по океану плавать, могут, а ледоколов не сумели вызволить. Целых три ледокола замерзли во льдах. Значит, трудно, значит, такая арктическая страна. Чтобы победить ее, ого, сколько сил надо!

Про капитана Александра Петровича Яшка прочел несколько раз подряд:

«…пароходом «Большевик» командует старейший советский капитан дальнего плавания Степанов, участник едва ли не всех арктических экспедиций. Его многолетний опыт не раз выручал суда из беды».

Мальчик всматривался в лицо капитана, стараясь найти в нем что-нибудь особенное, значительное, — словом, такое, на что можно было бы положиться. А видел Яшка маленького, совсем обыкновенного старика. И вдруг это знаменитый капитан!

— Ну что, — спросил Борис Владимирович, — всё понятно?

— А чего ж непонятно? — Яшка отложил газету, но сам не мог оторваться от фотографии «Большевика». «Вот такую бы привезти домой! И капитан на своей фотографии выглядит молодцом! Может, и правда всё, что было написано про него?» — Понятно; пойду я.

Старпом пошел к двери, раскрыл ее настежь и опять погрозил Яшке пальцем:

— Гляди у меня! — и тихонько вытолкал мальчика из каюты. — Спокойной ночи.

А когда Яшка уходил, Борис Владимирович смотрел ему вслед, пока тот дошел до конца коридора, и всё улыбался, покачивая головой. У старшего помощника было в Ленинграде двое сыновей. Он не видел их уже полгода.

Глава четвертая

Мечты и собаки. — Разговор с поваром. — Спор иногда начинается с пустяков. — Новые знакомства. — Профессор Дроздов.

Море катило зеленоватые волны навстречу «Большевику». Яшка лежал на полубаке и смотрел, как нос парохода резал волны. Вода пенилась и шипела. Пена заплеталась в белые лоскуты и обволакивала ими нос парохода.

Далеко у горизонта солнце окунулось в воду, и широкая блестящая дорога протянулась оттуда прямо к «Большевику». Эту солнечную дорогу будто всё время осыпали серебряными полосками и кружками, — так она искрилась и сверкала. А небо покрасили яркой голубой краской, но на всё, видно, не хватило краски, поэтому дальше осталось оно бледное, подернутое редкой дымкой.

Больше что́ увидишь в открытом море, когда над тобой ни облачка?

Стая чаек летела за пароходом. Так от них одно беспокойство: гам, крик. Потом, они больше норовят крутиться за кормой. Ждут: вдруг с парохода выкинут какие-нибудь объедки?