Парящие над океаном - [37]

Нешуточная торжественность в голосе Железного Гуго действовала гипнотически — и бетонная амфора гудела как улей от слитных голосов, повторявших за атаманом слова клятвы:

— …не входить в погребок с оружием, особенно с абордажным топором… Быть джентльменом по отношению к присутствующим дамам…

Принеся клятву, сели. Железный Гуго вынул из рундуков латунные и оловянные кружки с крышками и, как полагается, бутылку рома. Все — в амфоре поместилось человек восемь — выпили разгонные граммы спиртного, после чего перешли на эль-пиво, которое цедили из бочек на стене.

Высокая торжественность обстановки не снижалась, в голосе Дока не улавливалось ни смешинки, он был серьезен, как и подобает Железному Гуго, основателю кровожадного пиратского братства.

Потом, правда, новоявленные флибустьеры разошлись и начался вселенский треп, в котором, однако, не забывали восхвалять выдумку Дока и его немалый труд, а еще рассказывалось, как добывалось "все морское", заказанное друзьям главным пиратом: компас, хронометр, рында, старинное оружие. Флаг с черепом прислали, например, из США…

Док, в свою очередь, делился тайным: он еще в детстве был пиратом. Его отец, работник рыбного НИИ, брал сына на все лето на парусник, бороздивший Черное море ради проб грунта, определения мест пастьбы рыбы и много чего другого. В шторм он привязывал Витальку к грот-мачте, чтобы мальчишку не смыло волной… а под осень, оборванного за лето донельзя, вел по улицам Одессы вечером, чтобы никто не видел босого, в лохмотьях пацана. Много ли надо мальчишке, чтобы дополнить образ излохмаченного в абордажных схватках юнги черной повязкой на одном глазу и кривой саблей за поясом…

Желающих стать пиратами оказалось много. Сперва — ближайшие друзья Дока — врачи, ученые. Потом — друзья друзей. А однажды последние привели двух иностранцев, прослышавших о погребке и захотевших войти в вольное пиратское братство. Эти двое, совладельцы судоходной компании, способные на весь вечер снять зал в гостинице "Лондонская", тоже оставили свои цивильные имена на верхней палубе и спустились по веревочному трапу в царство Железного Гуго. Сели на рундучки, их монетки "в помощь пиратам-инвалидам" звякнули в дно флибустьерской кассы и "Костлявый Генрих" и "Счастливчик Гарри" коряво произнесли вслед за Железным Гуго слова Молитвы вольных пиратов, так подходившей к ним:

— Милостивая Госпожа Удача! Господин Великий Случай! Вам возносим мы свои заветные слова! Даруйте нам попутные ветры, победы в абордажных схватках, богатую добычу!..

Самое интересное, что эти двое господ через четыре месяца снова стучались в двери Дока, чтобы еще раз посидеть в погребке "Веселый Роджер" и испить жигулевского эля под черным пиратским флагом…

Старик допил минералку и поставил стакан на стол.

— Дядя Миша, — я еще не опомнился от рассказа, — неужели такой человек существует? Вот бы его в друзья!

— Вы приезжаете в Одессу, — вместо ответа сказал он, — идете на Пушкинскую и сворачиваете на Малую Арнаутскую. Вам нужно идти по левой стороне. И вот вы доходите до Канатной и смотрите на стену дома. Там написано мелом "Малая Арнаутская" — это, чтобы никто не ошибся. Но в слове "Малая" первое "А" переделано на "И". Что получается? Так вы идете уже по Милой Арнаутской! И смотрите по-над крышами. И видите в конце концов зонтики на дереве. Вы заходите во двор…

Тут дядя Миша тяжело вздохнул.

— Такая жара… Интересно, как сейчас дышится Одессе? Скажите Доку, когда его увидите, его зовут Виталий Иванович, что вас прислал дядя Миша. Тот самый, которому он подарил однажды эмблему кабачка. Они там кушают мои вяленые бычки. Зайдете ко мне, я вам ее покажу. А Док, если вы ему подойдете, примет вас в пираты. Он говорил, что у него есть свободный мешок для "Храброго Билли"…

АБСТРАКЦИОНИСТ

Я пришел в парк Кольберта и сразу увидел на скамейке дядю Мишу. Двое его соседей о чем-то горячо спорили, а мой одессит явно скучал. Увидев меня, он встал и отвел к пустой скамейке. Кивнул на спорщиков:

— Тратят драгоценное время!

— О чем они?

— Политика! — В голосе его было чуть ли не возмущение. — О ней можно говорить всю жизнь — а что-то изменится? Им что-то прибавится? Или кому-то еще? Пусть о политике говорят те, кому за это платят!

Дядя Миша чуть помолчал.

— Хотите, я расскажу историю, что вам прибавится?

— О чем вы спрашиваете, дядя Миша!

— Вы еще не слышали про Додика Маца? Нет? Это был мой сосед. Я его знал с детства. С тех пор, как он надел очки. Он примерно ваших лет.

Ну так вот — он был первый в городе абстракционист. Так его звали в горкоме партии, в том отделе, который отвечал за воспитание подрастающего поколения. Сам себя он видел драматургом.

Что такое абстракционист в то время? К Додику тогда ходили все начинающие поэты, художники, сценаристы, прозаики. Они приносили свои работы и показывали Мацу. Додик читал стихи или он смотрел на картину и вот он поднимал на поэта ледяные очки и говорил… Нет, он не говорил, он чеканил, как чеканят монету:

— Ну и что? — Это значило, что в работе нет ничего нового, оригинального, а искусство, он говорил потом, оно как физика: в нем можно только открывать. Его "Ну и что?" плюс ледяные очки знала вся Одесса, а я видел эти сценки в его квартире, потому был его сосед и заходил к его маме посоветоваться насчет здоровья.