– Как его имя? – внезапно спросил Томми.
– Странно, но я не помню. Прошло почти двадцать лет с тех пор, как я его слышала. Мой отец запретил его упоминать. Я отказалась обсуждать это дело с Джильдой. Она знает, что я думаю по этому поводу, и для нее этого достаточно.
– А его фамилия, часом, не Райли?
– Возможно, право, не знаю. Это напрочь выветрилось у меня из головы.
– Человек, которого я упомянул, только что был здесь.
– Ах, этот! Я подумала, что он сбежал из сумасшедшего дома. Я была в кухне, давала указания Эллен, потом пришла в эту комнату, думая, вернулась ли уже Джильда (у нее свой ключ), когда услышала ее. Она на минуту-две задержалась в холле, а затем поднялась наверх. Минуты через три раздался бешеный стук в дверь. Я вышла в холл и увидела, как этот человек мчится вверх по лестнице. Затем наверху кто-то закричал, и вскоре он спустился и выбежал из дому как безумный. Ничего себе история!
Томми поднялся:
– Миссис Ханикотт, позвольте нам немедленно подняться наверх. Я боюсь…
– Чего?
– Боюсь, что в доме нет непросохшей красной краски.
Миссис Ханикотт уставилась на него:
– Конечно, нет.
– Этого я и опасался, – сказал Томми. – Пожалуйста, проводите нас сразу же в комнату вашей сестры.
Поняв серьезность положения, миссис Ханикотт повиновалась. В холле они заметили Эллен, быстро зашедшую в одну из комнат.
Поднявшись на второй этаж, миссис Ханикотт открыла первую дверь на площадке. Томми и Таппенс вошли следом за ней.
Внезапно она вскрикнула и отшатнулась.
На диване лежала неподвижная фигура в черной накидке, отороченной горностаем. Прекрасное, но бездушное, как у большого ребенка, лицо было невредимо. Рана находилась на виске – тяжелый удар тупым орудием; проломлен череп. Кровь медленно капала на пол, но сама рана давно перестала кровоточить…
Томми осмотрел распростертую фигуру. Его лицо было бледным.
– Значит, он все-таки не задушил ее.
– Что вы имеете в виду? Кто? – воскликнула миссис Ханикотт. – Она мертва?
– Да, миссис Ханикотт. Убита. Вопрос в том – кем? Впрочем, тут не может быть особых сомнений. Странно, несмотря на все напыщенные слова, я не думал, что парень на это способен. – Помолчав, он решительно повернулся к Таппенс: – Приведи полисмена или позвони откуда-нибудь в полицию.
Таппенс кивнула. Она тоже сильно побледнела. Томми проводил миссис Ханикотт вниз.
– Вы точно знаете, в котором часу вернулась ваша сестра? – спросил он.
– Да, – ответила миссис Ханикотт, – я как раз переводила часы на стене. Занимаюсь этим каждый вечер, потому что они отстают на пять минут в день. На моих часах было ровно восемь минут седьмого, они никогда не спешат и не отстают ни на секунду.
Томми кивнул. Это соответствовало рассказу полисмена. Он видел, как женщина в меховой накидке вошла в ворота минуты за три до появления Томми и Таппенс. Тогда Томми посмотрел на свои часы и увидел, что было на одну минуту позже назначенного времени их встречи с Джильдой Глен.
Конечно, существовала слабая вероятность, что кто-то поджидал Джильду в комнате наверху. Но если так, значит, этот человек все еще прячется в доме. Никто, кроме Джеймса Райли, отсюда не выходил.
Томми побежал наверх и произвел быстрый, но тщательный обыск помещений. Нигде никого не оказалось.
Тогда он сообщил новости Эллен, подождал, пока подойдут к концу ее причитания и обращения к святым, и задал ей ряд вопросов.
Не приходил ли в дом сегодня еще кто-нибудь и не спрашивал ли мисс Глен? Нет, никто не приходил. Поднималась ли она этим вечером наверх? Да, как обычно, задернуть портьеры в шесть или в начале седьмого. Это было как раз перед тем, как тот сумасшедший стал колотить в дверь молотком. Она побежала вниз открыть дверь и, выходит, впустила убийцу.
Томми не стал возражать. Но он все еще испытывал странную жалость к Райли и нежелание верить худшему. Тем не менее больше никто не мог убить Джильду Глен. В доме не было никого, кроме миссис Ханикотт и Эллен.
Услышав голоса в холле, Томми спустился и обнаружил там Таппенс и полицейского, которого она встретила на улице. Последний извлек записную книжку и тупой карандаш, исподтишка его облизнув. Потом полисмен поднялся наверх, взглянул на жертву и заметил, что, если он к чему-нибудь прикоснется, инспектор задаст ему перцу. После этого он выслушал истерические и сбивчивые объяснения миссис Ханикотт, иногда делая записи. Его присутствие было успокаивающим.
Томми удалось задержать полисмена на крыльце, когда тот вышел позвонить в участок, и поговорить с ним пару минут наедине.
– Вы говорите, что видели, как убитая свернула в ворота. Вы уверены, что она была одна?
– Уверен. С ней никого не было.
– А после этого и до того, как вы встретили нас, из ворот никто не выходил?
– Ни души.
– А вы бы увидели, если кто-то вышел?
– Конечно, увидел бы. Никто не выходил до этого полоумного парня.
Представитель закона величаво спустился по ступенькам и остановился у белого столба ворот с красным отпечатком руки.
– Любительская работа, – снисходительно заметил он. – Так наследить!
После этого он вышел на дорогу.
На следующий день после преступления Томми и Таппенс все еще пребывали в «Гранд-отеле», но Томми счел разумным избавиться от церковного облачения.
