Партизанской тропой - [52]

Александр Васильевич, позвав к себе Митю, занялся допросом пленных. Первым был вызван пожилой немецкий офицер. Он давал показания на чистом русском языке.

— Я являюсь командиром восьмой группы специально организованной против вас облавы, — сказал он Александру Васильевичу, глядя прямо на него. — На облаву мы вышли четыре дня тому назад. За эти четыре дня мы шесть раз неожиданно оказывались в западне. Мы потеряли триста тридцать два солдата и восемь служебных собак.

— Назовите количество групп, действующих в облаве.

— Около десяти.

— А если точнее?

— Точнее не могу.

— Что можете сказать о своей вчерашней неудаче? — спросил Александр Васильевич пленного.

— Все было так неожиданно, мы сами толком не разобрались. Мне показалось, что русские стреляли по нас из минометов или из пушек. Было невозможно сразу разобраться, откуда вы стреляли. Я лично поражался меткости вашего огня.

— На каком фланге вашей группы вы находились? — быстро спросил Тканко.

— На правом.

— Продолжайте.

— На этом месте мы ожидали засаду, но никогда не думали, что встретимся с такой сильной русской группой.

И ОДИН В ПОЛЕ ВОИН

С раннего утра мы в походе. К вечеру выходим на какую-то небольшую полянку с двухэтажным деревянным домом. Не приближаясь к дому, ведем наблюдение. Людей не видно.

— Это дом лесника, — говорит дед Микола, поворачиваясь к Александру Васильевичу. — Здесь лесник либо венгр, либо немец. Нам, украинцам, лес не доверяют. Хотя лесники и живут в лесу, но каждый из них является старостой какого-нибудь села.

— Да, дом лесника, — подтверждает командир, посмотрев на карту.

Тщательно прочесав опушку леса, мы не обнаруживаем никакого человеческого следа. Но у дома около своих кормушек толкаются хорошо откормленные утки, гуси и куры. В холодке, пожевывая зеленую сочную траву, лежит корова. Значит, люди где-то близко.

Александр Васильевич смотрит на нас:

— Митя, Мариненко и Вася, сходите в дом и разведайте. Выясните, кто там есть, — приказывает он.

Мы собираемся. Я остаюсь в своей командирской гимнастерке без погон, а Митя и Мариненко переодеваются. Митя надевает мундир венгерского офицера: он ведь хорошо знает мадьярский язык. Мариненко предпочел мундир немецкого офицера: он сам похож на чистокровного арийца.

Втроем мы подходим к дому. Быстро осмотрев сарай и скотный двор, идем в дом. Поднимаемся на верхний этаж и в первой же комнате обнаруживаем трех молодых женщин и двух подростков. Они сидят за столом и пьют чай.

Наш приход их очень испугал, но мы успокаиваем их и приказываем сидеть тихо.

Кроме этой комнаты наверху еще три. В последней, закинув ногу на ногу, лежит на кровати молодой человек. Наш внезапный приход, как видно, нисколько его не смутил. Он продолжает лежать в той же позе и в упор смотрит на меня. Я тоже смотрю ему прямо в глаза и стараюсь не упустить ни одного его движения. Митя подходит ближе и на венгерском языке приказывает ему встать. Но он продолжает лежать и смотреть на меня.

Вдруг он замечает звездочку моего командирского ремня — и тут же сует правую руку под подушку. Медлить нельзя! Я стремительно прыгаю, всем телом наваливаюсь на него и обеими руками хватаю врага за руки. Митя из-под подушки вынимает два заряженных пистолета.

Обыскав комнату, мы находим мундир и снаряжение. Это кадровый немецкий офицер в чине майора. Мариненко ведет пленного к командиру и присылает к нам на помощь троих партизан. Продолжая обыск, мы обнаруживаем на нижнем этаже и берем в плен восемнадцать раненых немецких солдат вместе с оружием. Допрашивая пленных, мы установили, что наши товарищи, Ламухин и Шевцов, героически сопротивлялись, отбиваясь до последнего патрона. Наших партизан было немного, они все погибли, но их гибель врагу досталась дорого. Да, наши люди великолепно доказали, что советский человек и один в поле воин!

Итак, следы наших пропавших без вести товарищей постепенно обнаруживаются. Одни из них погибли, сражаясь с врагом, другие некоторое время оставались живы, но своему долгу патриотов не изменили до конца.

О том, как мы нашли основную часть своих потерявшихся друзей, я хочу рассказать.

Спускаясь по покатым склонам высокой горы, идем к большому селу. Не доходя до села, останавливаемся и, забравшись под густую калину, решаем отсидеться до вечера.

Когда стемнело, мы осторожно входим в село. Прежде всего, по совету деда Миколы, направляемся в крайнюю хату. Хозяин хаты говорит, что немцев в селе нет, но мы все же по партизанской привычке идем дальше не по улице, а через огороды. Тихо, прислушиваемся к каждому шороху.

Вдруг впереди нас кто-то выстрелил из винтовки. Мы останавливаемся.

— Кто-то стреляет из нашей трехлинейки, — говорит Спижевой шепотом.

Вот слышны и голоса. К нашему удивлению, русская речь!

— Кто стрелял? — слышен голос из темноты.

— Я выстрелил, случайно, — отвечает другой.

— Откуда здесь русские? Наверное, наши ребята! — шепчет Мариненко.

— Возможно, какой-нибудь другой отряд. Мариненко, подай им голос, — приказывает командир.

— Бурый! Бу-у-рый! — кричит Мариненко, приложив ладони ко рту.

Разговор в темноте замолкает.

— Виктор! — кричит Мариненко.