Партизанской тропой - [27]

Родители Ивана умерли перед войной. Самым старшим в семье остался Иван, а на руках у него — трое маленьких детей. Ивану восемнадцать лет. Похож он на татарина и, пока не заговорит, не подумаешь, что он украинец. С первых же дней немецкой оккупации он связался с подпольщиками и стал активно участвовать в работе организации. Ему, как комсомольцу, часто приходилось выполнять ответственные задания.

Находясь в подполье, Иван не забывал сестренок и брата, заботился о них. Можно было подивиться его настойчивости и энергии. Никогда и никому он не жаловался на трудности. Как только организовался партизанский отряд, Иван пришел в него вместе со своими двумя сестренками.

…Настроение у моего приятеля испортилось сразу, как только мы подошли к лесочку. Он шел по лесу задумчивый, хмурый, а когда присели отдохнуть, невесело заговорил:

— Эх, Голубой лес, Голубой лес! Как же ты не сумел укрыть моего Мишу, спасти моего маленького брата?.. Ты сохранил и уберег так много хороших людей! И он надеялся спастись под твоим могучим зеленым шатром…

Ваня закрыл лицо руками и горько заплакал. Как мог, я старался утешить его.

— Ваня, перестань. Разве слезами вернешь Мишу? Ничего не поделаешь — война, — говорил я другу.

ПОХОД

— Мы расправимся с этими палачами. Ждите. Я скоро приду, — сказал нам Сергей Минович и тихонько вышел из сарая.

Вдвоем с Василием Клоповым мы около часа просидели в сарае, чутко прислушиваясь к тому, что творится во дворе.

Между сараем и домом стоит грузовая машина, крытая брезентом. До нас изредка доносится чужая речь. В доме веселятся немцы. С крыльца спускается человек, еле держась на ногах, идет к машине.

Цепляясь за борта, пьяный кое-как добирается до кабины, долго тянет за ручку, но открыть дверцу не может. Вот он покачнулся, чуть не упал, шарит в карманах, очевидно, разыскивая ключ.

— Смотри, он не стоит на ногах. Что, если заткнуть ему глотку и втащить в сарай? — шепчет мне Клопов.

— Нельзя. Может быть, в доме не все пьяны. Кинутся искать пропавшего, и все наше дело провалится, — отвечаю я, хотя самому до смерти хочется расправиться с фашистом.

Пьяный немец наконец открыл дверцу и забрался в кабину. Через некоторое время раздался его густой храп. Это нам не понравилось: немец проспится и может помешать. Вот в дверях дома появляется крупная фигура Сергея Миновича.

Он подошел к машине, заглянул в кабину и, удовлетворенно махнув рукой, направился к нам.

— Идемте. Алексей Васильевич там сам порядок наводит. А этот пусть пока отдохнет.

Сергей Минович ведет нас в дом.

В доме хозяйничает Алексей Крячек. Когда мы вошли, он старательно связывал руки немецкому солдату, уронившему пьяную голову на стол. Клопов и я помогли ему связать еще троих мертвецки пьяных солдат и офицеров. Спеленали и солдата, сладко похрапывавшего в кабине. Нашими пленниками оказались жандармы из Переяслава. Они приезжали в село Вьюнище «заготавливать» продукты. Все награбленное мы возвратили населению.

В эту же ночь, проехав на захваченной машине километров десять, мы повернули обратно, чтобы замести следы, и укрылись в Хоцких лесах. Под утро остановились в густой березовой роще на восточной окраине Белоозерского лесхоза. Оставив ребят возле машины, я пошел на опушку, чтобы встретить братьев Луценко, которые должны были подойти из села Хоцкого. В лицо я знал только одного из них. Не выходя из леса, я осмотрел поляну и увидел какую-то женщину. Притаился за березой, слежу за ней. Женщина поставила корзинку на землю и тоже внимательно смотрит вокруг.

«Кто это? Неужели враги напали на наш след?» — подумал я и стал выжидать. Через несколько минут к женщине подошли двое мужчин, в одном из них я узнал Петра Луценко.

— Петя, — окликнул я негромко.

Путники замерли на месте, и в следующую минуту Луценко поспешил ко мне.

— Познакомься, Вася. Это моя жена Люба, а это — брат Федор. Вот и вся наша семья.

— Ну как, повезло вам? — спросила меня Люба, намекая, видно, на операцию в село Вьюнище, о которой она, наверное, узнала от мужа.

— Задание выполнено, — ответил я коротко. — Идемте, ребята ждут нас.

Возвратившись, я не узнал своих друзей. Они раздели жандармов и щеголяли теперь в их обмундировании. Немцев же запеленали в брезентовые палатки.

— Петя, — повернулся я к Луценко, — познакомься с этими «жандармами». Вот этот — наш шофер Василий Клопов. Знает машины всех марок и всех стран, но ни в зуб ногой по-немецки. А этот, что стоит в середине, — Сергей Минович Шпиталь. Он тоже не знает немецкого языка, но всех немцев, которые останавливаются у него на ночлег, умеет благополучно доставлять в партизанский отряд. А вот этот, с краю, — наш доктор-спаситель Алексей Васильевич Крячек.

— Э-э, хоть я его не видал, но много наслышан, — с улыбкой перебил меня Луценко, когда я назвал Крячека. — Мы знаем о его работе в Переяславском районе.

Люба и Федор с любопытством разглядывали переодетых партизан.

— Знакомьтесь, — продолжал я. — Доктор Крячек — начальник санитарной службы будущего партизанского соединения. Он разговаривает с немцами только на своем родном языке. Ну а я, как вы знаете, прямой потомок легендарного Амангельды Иманова, — закончил я шуткой.