Партизанской тропой Гайдара - [70]

В землянку вошел Горелов. Увидел на столе записку и сказал:

— Это, Аркадий Петрович, уже не письмо. Это документ. И вам, товарищ Орлов, лучше его не брать, а просто запомнить. Мало ли что случится в дороге. А здесь — звёзды, да еще указано: «Партизанский лес».

— Как же я об этом не подумал?.. — с досадой произнес Гайдар и разорвал листок.

В сумерках того же дня Аркадий Петрович пришел к домику лесника с Михаилом Ивановичем Швайко и Володей. Гайдар договорился с ними, что они проводят нас, а потом вернутся.

На опушке, недалеко от железной дороги, обнялись.

— Не сердитесь на меня, Александр Дмитриевич, — сказал Гайдар. — Может, я в чем и неправ. Но такой уж у меня характер... Привет Москве. Привет семье. Не забывайте меня. А я вас всегда помнить буду.

Мы отошли на изрядное расстояние, когда услышали: кто-то бежит. Бежал Гайдар. Он опустил руку мне в карман, еще раз обнял и вернулся. В кармане я нашел кожаный его портсигар с махоркой и мундштук.

У поворота я обернулся. Аркадий Петрович стоял, почти сливаясь с деревьями, и махал нам рукой. Мы ответили.

ГЛАВА XXXIV. ГЛАВА, КОТОРОЙ ЛУЧШЕ БЫ НЕ БЫЛО

— Это тревога, это белые.

И тотчас же погас костер, лязгнули расхваченные винтовки, а изменник Каплаухов тайно разорвал партийный билет.

Аркадий Гайдар, «Военная тайна»

Группа Орлова ушла восемнадцатого. В суматохе, вызванной сборами и проводами, в отряде не сразу спохватились, что исчез Александр Погорелов.

С Орловым он не уходил. Да и не было ему в том нужды. На операции его давно уже не посылали. В дозор не ставили, а между тем его все-таки не было.

Последние дни Погорелов вел себя странно: плохо ел, ни с кем почти не разговаривал. Полное лицо его осунулось и стало дряблым, а в глазах появилась тоска.

Если Погорелова окликали, он вздрагивал, словно его заставали всякий раз за дурным делом. А тут еще он стал по вечерам напиваться и среди ночи переполошил весь отряд, подняв стрельбу из винтовки.

— Саша, что с тобой? — спросили, подбежав, товарищи.

— Ох, пропали мы, ребята, ох, пропали! — ответил он и заплакал.

И вот Погорелов исчез.

Ночью двадцатого октября Игнат Касич, Федор Горелов, Иван Тютюнник и Аркадий Гайдар собрались в доме Андриана Степанца. За ужином, Афанасия Федоровна хорошо очень слышала, опять возник разговор о Погорелове.

Высказывались разные предположения: кто говорил — мог и заблудиться, тем более если пьяный; кто утверждал — заблудиться всерьез, конечно, в нашем лесу мудрено, а выкрасть его немцы могли свободно, поскольку отрядом они интересуются. А кто считал, что он просто взял и ушел.

Поскольку дело было не шуточное, Горелов приказал подготовить разведывательную группу, которая перво-наперво отправится в Гельмязево и выяснит, не слышно ли чего там, а потом обследует окрестные села.

...Как мне удалось узнать совсем недавно, события развивались следующим образом.

Районный староста Корней Костенко направлялся в бронированном своем автомобиле на совещание в Хоцки. Его сопровождала охрана — несколько полицаев.

Машина миновала Гельмязево, затем Софиевку, и вдруг Костенко приметил в кустах близ обочины дороги мужчину.

Мужчина либо отдыхал, либо прятался, пережидая, пока пройдет автомобиль. А районный староста подумал, что это диверсант, подосланный его убить.

Машина затормозила. Полицаи бросились к человеку у дороги, легко схватили его (он не сопротивлялся) и подвели к Корнею.

Говорят, когда районный староста и задержанный поглядели друг на друга, то произошло обоюдное замешательство, потому как были они хорошо знакомы.

Задержанный торопливо сказал, что просит отвезти его к немцам — хочет сообщить важные сведения о партизанском отряде Федора Горелова.

Прихватив арестованного, Костенко вернулся в райуправу, позвонил по телефону, и часа через полтора туда подкатили три машины с эсэсовскими офицерами.

Офицеры наскоро допросили перебежчика, посовещались в соседней комнате, посадили его в машину и увезли.

ГЛАВА XXXV. ВОЕННЫЕ ЗАМЫСЛЫ

Перестрелки были. Набеги на сонных или отбившихся белых были. Сколько проводов было перерезано, сколько телеграфных столбов спилено — и не счесть, а боя настоящего еще не было.

Аркадий Гайдар, «Школа»

Небольшие диверсионные операции стали единственной формой боевых действий отряда. И это начало Аркадия Петровича раздражать.

«Поймите, — убеждал он, — еще одна или две подбитые машины ничего в ходе войны не меняют. И то, что было хорошо только для начала, не может быть хорошо без конца».

Особенно сердило его, что ходят на операции одни и те же люди, в общей сложности человек двадцать. Прочие же занимаются неизвестно чем и жуют только целыми днями хлеб. Посмотришь на иного — физиономия во, точно он не в партизанском лесу, а в санатории.

— Надо перестроить весь наш распорядок, — советовал Гайдар командиру отряда, — чтобы каждый, просыпаясь, знал: ждет его дело. Выполнит — хорошо, не выполнит — послать снова. А не захочет — гнать его отсюда. Дармоеды нам не нужны...

С другого берега Днепра прибыл мальчишка-связной. Рассказал, что построили немцы в Каневе аэродром. Какие там самолеты стоят, он не понимает, но что их около двадцати и есть двухмоторные, — сам видел.