Партизанской тропой Гайдара - [26]
Отовсюду, будто кончилась тревога, стали появляться люди, но к нам они приблизиться боялись, и поэтому вокруг нас еще некоторое время сохранялась пустота.
Сзади послышались неровные, спотыкающиеся шаги.
Наклонив корпус вперед и петляя из стороны в сторону, за нами бежал сержант.
— Эй ты, не балуй, отдай пушку!.. — крикнул он Гайдару.
Гайдар не повернул головы.
Сержант обошел его с правой стороны — приблизиться совсем он, видимо, не решался.
— Послушай, товарищ, отдай!..
За потерю оружия, да еще при таких обстоятельствах, полагался трибунал и штрафная рота.
Мы свернули с Гайдаром на улицу Карла Маркса.
— Как человека тебя прошу!.. — неслось за нашей спиной.
Голос делался все неувереннее и тише. Он уже не грозил и даже не просил — он упрашивал.
Гайдар не оборачивался, словно относилось это совсем даже не к нему.
Сержант замолчал, и только по шагам его, которые я ощущал всей своей кожей, мы знали, что он идет за нами.
У подъезда «Континенталя» Гайдар остановился и обернулся. Я тоже.
Перед нами стоял измученный, истерзанный, абсолютно трезвый человек, который успел пережить уже всё: трибунал, позор разжалования и горе близких, где-то ждавших его с победой...
И по тому, как он исподлобья смотрел на Гайдара, было видно, что он понимал, от чего только что спас его этот рядовой с орденом, но не знал, что рядовой предпримет дальше.
И Гайдар понял, что он понял, и, вынув из кармана брюк наган — еще совсем новый и от новизны своей почти синий, — щелкнул скобкой у барабана, вытряс в ладонь все патроны и, держа за ствол, протянул сержанту.
Сержант схватил наган огромными своими ручищами, а Гайдар вошел в подъезд.
На втором этаже он простился со мной, и мы разошлись.
Из окна своего номера я время от времени выглядывал на улицу — сержант стоял у подъезда. А когда я выглянул в последний раз, то увидел, как он медленно бредет вниз, к Крещатику.
О чем он думал, неизвестно...
Через три дня в тяжелом состоянии я был доставлен в госпиталь. Все мои кассеты — а их набралось немало — товарищи без меня отослали в Москву, но никто из них не знал, а потому в сопроводительном письме и не пометил, что в одном из эпизодов снят писатель Аркадий Гайдар.
И вот четверть века лежит где-то в киноархивах, среди миллионов метров пленки, присланной фронтовыми операторами, маленький безымянный ролик...
Совсем недавно вместе со старейшим работником Центральной студии документальных фильмов Кириллом Владимировичем Аксютиным мы предприняли поиск этого ролика.
Просмотрев каталоги и многие ленты военных лет, мы обнаружили, что снятые мною в Киеве материалы вошли в «Союзкиножурнал» № 66-67 и в «Союзкиножурнал» № 86.
К сожалению, пока не удалось установить, вошел ли в эти выпуски и тот сюжет, где Гайдар беседует с выздоравливающими бойцами в окружении тимуровцев, поскольку в московских киноархивах имеется только первая часть «Союзкиножурнала» № 66-67, а № 86 сохранился лишь в дефектной копии.
Может, эти киножурналы отыщутся в фильмотеках других городов?..
ГЛАВА XIV. НЕОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО
...Под кирпичами, ты знаешь где, я спрятал сумку, печать и записку про тебя. Отдай красным, когда бы ни пришли.
Аркадий Гайдар, «Р.В.С.»
На большом аэродроме в Броварах стояло два последних самолета. Ольхович подрулил к ним сколько мог и выключил зажигание.
Гайдар вышел из кабины. Михаил Котов и Владимир Лясковский легко перемахнули через борт и мягко спрыгнули на укатанную землю.
— Вот, Саша, я и улетаю, — сказал Котов Ольховичу.
Стали прощаться. Потом тяжелая дверца самолета захлопнулась. Вздрогнули и слились в прозрачный диск винты.
Аркадий Петрович не отрываясь смотрел, как набирала высоту и разворачивалась, беря курс на Москву, тяжелая машина.
— Вот так, Саша, — произнес он, — и остались мы с тобой одни.
В гостинице выяснилось, что номер Аркадия Петровича занят. Кто-то сказал, что он улетел тоже. Гайдар обиделся. Но всяком случае, от другой комнаты отказался и пошел ночевать к Ольховичу.
Сашина мать их накормила. Приготовила постель. Но Гайдар не ложился. Ходил по комнате. Трогал и осторожно ставил на место вещи: рамки с фотографиями, ножницы, стеклянные безделки. Потом сел за стол. Приподнял, чтоб не испачкать, скатерть.
Стал писать.
Писал долго. Неожиданно сказал:
— Дай, Саша, прочту. Это Тимуру.
Письмо было грустное: полное раздумий, заботы и скрытой тревоги. Но особенно поразил Сашу конец: «По всей вероятности, в ближайшие дни нам придется Киев оставить. Но я обещаю тебе, что рано или поздно мы сюда вернемся опять. И тогда с тобою встретимся».
— Хорошее письмо, — похвалил Ольхович.
Гайдар сложил листки. Достал из сумки свою фотографию. Он был снят в гимнастерке, с наганом на поясе. Вложил все в конверт. Заклеил. Четко вывел адрес.
— Если мы отступим, — сказал Аркадий Петрович Сашиной матери, — то вы это спрячьте. А когда придут наши, — отошлите, пожалуйста, сыну. Адрес тут есть.
Женщина не поняла.
— Если Аркадий Петрович больше в Киев не вернется, — объяснил Саша, — вы, мама, когда разобьют немцев, отошлите это письмо в Москву.
Мать взяла письмо и заплакала.
Затем опустилась к небольшому сундуку на полу — в нем издавна хранились семейные документы — и спрятала синий конверт для Тимура.
Книга Бориса Николаевича Камова создавалась на протяжении почти двух десятилетий. Это — наиболее полное жизнеописание А. П. Голикова-Гайдара. Помимо общеизвестных фактов, автор сообщает о множестве драматических событий, о которых невозможно было рассказать до перестройки и в период разгула «солоухинщины».Автор поставил перед собой задачу: выяснить, насколько справедливы обвинения в преступлениях, будто бы совершенных А. П. Голиковым (будущим писателем А. П. Гайдаром) в годы Гражданской войны. С обвинениями такого рода с конца 1980-х гг.
Повесть о солдатском и писательском подвиге А. П. Гайдара в 1941 году на фронте и в партизанском отряде; о поиске его сумки с рукописями и дневниками, которая пропала после его гибели; о боевых товарищах писателя. Повесть-поиск «Сумка Гайдара» продолжает и дополняет уже известную книгу того же автора — «Партизанской тропой Гайдара».
В повести автор рассказывает о службе Аркадия Голикова, будущего писателя Аркадия Петровича Гайдара, в Хакасии в 1922 году, о его единоборстве с неуловимым атаманом Соловьевым (поединку был посвящен известный фильм «Конец «императора тайги»). Когда Голиков по болезни был уволен из армии, он решил испытать свои силы в литературе.
Повесть о детстве и боевой юности Аркадия Голикова — будущего писателя Аркадия Петровича Гайдара, о том легендарном периоде его жизни, о котором А. П. Гайдар сказал: «Это была обыкновенная биография в необыкновенное время».
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.