Партизанский фронт - [17]

Ночью мы оставили эту приветливую деревушку. Отряду надо было спешить, чтобы до утра пересечь важное шоссе Бегомль — Мстиж — Зембин — Борисов. Оставалась самая ответственная часть пути. Положение осложнялось тем, что его большая половина проходила по совершенно ровной, почти открытой местности со множеством проселочных дорог, пригодных для любого транспорта. Кроме того, значительная маневренная группировка врага была где-то в районе деревни Броды. По полевым и лесным дорогам носились их конные разъезды. На перекрестках дорог, где могли появиться партизаны, устраивались ночные засады. В общем противник стремился закрыть все выходы из паликовских болот, блокировать там партизан, а пытавшихся выйти оттуда уничтожить в расставленных западнях.

Бесшумно и быстро мы совершили многокилометровый ночной бросок и уже к утру добрались до большого леса у истока реки Цна. Здесь остановились на дневку. Бойцы так и повалились спать. Охранение пришлось менять чаще обычного, чтобы дать отдохнуть всем партизанам. Под вечер вновь тронулись в поход.

Ночью пересекли шоссе Плещеницы — Зембин. Минеры быстро отрыли лунки, установили и тщательно замаскировали в них три противотанковые мины. Отряд вступил в пределы Логойского района. Примерно в полночь до нас донеслись три глухих взрыва. Партизаны поздравили минеров с успехом. Позже стало известно, что на минах подорвались два вражеских грузовика с пехотой. Убито было около десяти и ранено 15 фашистов.

На рассвете отряд миновал небольшую деревню Морозовку. Затем пошли по высоким холмам соснового леса, укрывшим отряд от вражеского самолета-разведчика, все время висевшего в небе. К вечеру подул теплый ветер. Солнце закрылось черной тучей. В лесу потемнело.

— Скоро будет дождь! — сказал кто-то из партизан.

И действительно, вечером хлынул ливень. Партизаны подставляли пилотки и жадно пили дождевую воду. Попытки наскоро соорудить шалаши из еловых ветвей ничего не дали. Все промокли насквозь и к утру основательно продрогли. Разжигать костры было опасно. Однако, несмотря на невзгоды, настроение у партизан было бодрое.

К рассвету дождь стих. Воздух был свежим и влажным. Умытый и притихший лес искрился под лучами восходящего солнца.

Бойцы окружили радистов, четко отстукивавших кодированное сообщение в Москву о том, что партизанский отряд «Смерть фашизму» благополучно прибыл в указанный район действий и в ближайшее время приступит к активной борьбе с гитлеровскими захватчиками.

ПЕРВЫЕ УСПЕХИ И БЕДЫ

Итак, завершен трудный, почти месячный марш по оккупированной врагом территории. Позади осталось около 700 километров топких болот, лесных чащ и опасных троп.

За время похода отряд приобрел некоторый боевой опыт. Но конец пути был лишь началом действий отряда в указанном нам районе.

Трехдневный отдых в Логойском лесу заметно восстановил наши силы. К концу отдыха около карты, прикрепленной к дереву, стали группами собираться партизаны.

— Мы находимся здесь, в лесах на стыке Смолевичского и Логойского районов, — показывал Кисляков, — наше поле сражения простирается от Слободы, а для более смелых — от Минска и до самого Борисова.

На карте густо пестрели большие и малые синие кружочки, обозначавшие немецкие гарнизоны. Особенно густая их сеть тянулась вдоль железной дороги Минск — Москва и параллельной ей автомагистрали, они-то и питали гитлеровские войска на фронте живой силой, техникой, боеприпасами, горючим и продовольствием.

Левее, почти рядом с точкой, обозначавшей расположение нашего отряда, был Минск, а справа Борисов — крупнейшие опорные пункты-базы оккупантов в Белоруссии. Совсем рядом были Логойск, Плещеницы, Смолевичи.

У карты продолжался оживленный разговор.

— Под самый нос забрались к фашистам.

— К самой глотке. Жаль только, что у нас пока нет сил зажать ее, да покрепче…

Утром разведчики, расположившись на опушке густого низкорослого сосняка, наблюдали за движением по автомагистрали и железной дороге. Сзади неслышно к ним подошел коренастый старик. Облокотившись на суковатую толстую палку, он спросил:

— Вы кто будете, люди добрые?

Кисляков привстал и добродушно протянул волосатую руку:

— Будем знакомы, Андрей… Присаживайся, хозяин полей. Мы свои, православные…

— Время сейчас военное, и разные Андреи бывают, сразу не поймешь, кто свой, кто чужой… Вот и спрашиваю, — наступал старик.

— Мы партизаны, отец, фашистов бьем, — не выдержал Соляник.

Его поспешность удивила разведчиков, но слово, что птица, выпустишь — не поймаешь. Слова Соляника озадачили старика, и глаза его забегали, губы задрожали.

— Брось меня дразнить. Нехорошо. Молод над дедом подшучивать. Здесь партизан, как я прикидываю, быть не может, ведь кругом немцы да полицаи, — сказал он, недоверчиво всматриваясь в загорелые лица партизан.

— А где же они тогда водятся? — поинтересовался Кисляков.

— Бог их знает. Говорят, где-то верстах в пятидесяти… А вы откуда будете, из Жодино или со Стахова? — лукаво спросил старик, называя крупные немецкие гарнизоны.

— Мы из Москвы, — снова выпалил Соляник.

— Ну хватит точить лясы, — сердито нахмурился дед. — Я тоже на службе. Говорите толком, кто вы, иначе!.. — он грозно махнул рукой в сторону автомагистрали, заполненной немецкими машинами… Лицо старика стало строгим.