Партизанская искра - [94]

Шрифт
Интервал

— Сдавайся, вам говорят!

— Стой, бандиты!

«Предательство!» — пронеслось в голове Парфентия. Не было сомнения, что эти загадочные люди, появившиеся здесь внезапно, были жандармской засадой. Но нет, партизаны не отдают свою жизнь даром.

Парфентии заметил, как две крайние фигуры отделились от полукруга, охватывающего хлопцев, и бросились в обход, чтобы отрезать им путь к отступлению.

Решали мгновения. Парфентии бросил навстречу бегущим гранату. Треск взрыва на секунду смешал все. Двое бежавших потонули в густом черном облаке дыма.

— Ложись! — крикнул Парфентии товарищам. Те залегли. Он бросил через них вторую гранату.

Товарищи последовали примеру Парфентия. Блеснули вспышки гранат, и все место, где только что находились жандармы, задернулось черной пеленой.

— Митя ранен, — сказал Парфентию Миша Кравец.

— Давайте вниз и быстро вдоль линии. Я догоню, — приказал Парфентии.

Еще некоторое время он оставался на насыпи, прикрывая отход товарищей, чтобы дать увести раненого. Но жандармы больше не преследовали. Дым над полотном смешивался со снегом, редел и рассеивался. Хрипло стонал раненый жандарм.

С другой стороны насыпи беспорядочно стреляли отступающие жандармы.

Парфентии догнал товарищей.

— Передохнем минуту.

— Дали мы им духу.

— Если бы не гранаты, не уйти нам отсюда.

— А мои целы остались, — с горечью сказал Дмитрий.

— Тяжело ранен, Митя?

— Не знаю.

— Куда?

— В руку. Вот здесь, выше локтя.

— Надо перевязать. Рукав снять можешь?

— Нет, не могу.

— Больно?

— Боли сгоряча не чувствую, но рука не слушается.

Парфентии распорол на Мите рукав ватника, достал бинт.

Рана оказалась почти у самого плеча правой руки.

— Крови, наверно, много утекло.

— Не думаю. Я вел его и все время зажимал руку в этом месте, — сказал Миша Кравец.

— Дойдешь? — спросил Парфентий.

— Дойду. Если бы нога, тогда другое дело. А рука — сто верст можно идти.

— Ты не храбрись, друже, а опирайся на нас сильнее. Путь еще далекий и трудный.

Долго шли вдоль линии, а потом свернули к лесу. Шли молча. На душе каждого было тяжело и тревожно. Теперь, когда схлынул пыл борьбы, каждому стало ясно, что произошло страшное.

— Предательство, — сказал Парфентий. — Брижатый нас предал.

И сразу стало понятным отсутствие Брижатого.

— Он знал точно место и сообщил жандармерии.

— Серьезная штука, хлопцы. Это может грозить провалом нашей организации. Надо что-то думать.

Дошли до берега.

— Вот и дома. Давайте расходиться. Как быть с Митей?

— Я пойду домой, как и все.

— Э, брось ты. Одного отпускать я тебя не могу. Оставил бы я тебя до утра у себя, но нельзя сегодня. Мы все должны быть дома, мало ли что.

— Я отведу Митю домой, — предложил Миша Клименюк, — нам по пути.

— Только осторожно. Узнай сначала хорошенько, нет ли засады у дома.

— Не беспокойся, Парфень. Я по всем партизанским правилам. Бросаться такими друзьями, как Митя, не станем.

Расставались взволнованные, с большой тревогой за завтрашний день, за судьбу организации, за судьбу каждого.

На прощанье Парфентий сказал:

— Если сегодня обойдется благополучно, завтра будем принимать срочные решения. Может, придется уходить в Саврань.

Оставшись один, Парфентий долго стоял в затишье у двери сарая. Кругом бушевала метель. Чувство тревоги теснило грудь. Хотелось в эту тяжелую минуту увидеть Владимира Степановича, спросить совета. «И зачем связался с Брижатым! Эх, натворил дел, гад! Ну, уж если обойдется все, то он нам ответит. Нет, так обойтись не может. Жандармерия знала, что мы будем там. Докопаются, кто был. Эх, собственными руками задушу, сволочь! А может, это был просто патруль? — подумал он. — Нет, такого совпадения быть не может».

Парфентий переступил порог сеней и бросился отцу на шею.

— Что такое, сынок?

— Мы пропали, тэту.

— Не кричи, говори тише.

— Предали нас.

— Кто?

— Не знаю. Кажется, Брижатый.

— Как же это, Парфуша?

— Там на линии попали в засаду. Мы отбивались. Они ранили Митю. Завтра нас могут арестовать.

Отец был потрясен. Он некоторое время молчал и потом спросил:

— Брижатый с вами был?

— Должен был быть, но не явился.

— А он знал, кто идет?

— Точно нет, но приблизительно знал. Что делать, тату?

— Раздевайся, ложись спать. Они же не поймали вас и у них нет никаких доказательств. А Брижатого, если он в самом деле предатель, убить и больше ничего. Иди, спи.

От слов отца у Парфентия немного отлегло от сердца. Он разделся и лег. В самом деле: не пойман — не вор.

И вдруг страшная мысль: ранен Митя. Этого уж никак не скрыть. Завтра же будет известно.

Глава 3

ПЕРВАЯ УЛИКА

Дмитрий с трудом разомкнул тяжелые, будто свинцом налитые веки. Боль в раненой руке была нестерпимой. Вся рука от плеча до самых кончиков пальцев горела огнем. Он из последних сил крепился, чтобы не застонать. А ночь-темная, беспросветная ночь, как нарочно, тянулась медленно, и казалось, что вовсе не наступит рассвет.

Хоть лежал он на горячих кирпичах еще не остывшей печи, однако ему было холодно. По всему телу пробегал озноб. В голове звенело, в ушах стоял тяжелый, вибрирующий шум. В пересохшем рту было тошнотно и горько. Мучительно хотелось пить. Хоть бы один глоток холодной воды, может быть стало бы легче. Позвать кого-нибудь из домашних и попросить воды он не решался. Он пытался встать сам, но не хватило сил. Непослушные члены будто прикованы к постели. Он решил терпеть до утра.


Рекомендуем почитать
Две матери

Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.


Королевский краб

Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.


Скутаревский

Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.


Красная лошадь на зеленых холмах

Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.


Моя сто девяностая школа

Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.