Партизанская искра - [127]

«Трудно, чёрт возьми, — думал Изопеску, — куда труднее, чем строевому офицеру на фронте. Там знаешь, что перед тобой враг, которого нужно убивать. Вот и стреляй себе. А тут попробуй-ка!» — От этой мысли он даже вздохнул, но тут же спохватился и, подавив в себе эту пагубную склонность к размышлениям, начал с обычного вопроса:

— Фамилия?

— Моргуненко.

— Имя, отчество?

Моргуненко ответил.

— Профессия? До войны, конечно. Сейчас у вас другая специальность, — с оттенком иронии заметил префект, искоса взглянув на сидевшего.

— Я учитель истории.

— И, как видно, пользовались среди ваших питомцев большим авторитетом?

— Я могу только с гордостью подтвердить ваше предположение.

«Фу, дьявол, — подумал Изопеску, — однако, с чего же начать?» Он посмотрел в бумаги на столе и, наконец, зацепился.

— Скажите, как вам удалось воскреснуть из мертвых? — спросил он. — Ведь ваша жена сообщала нам, что вы погибли во время бомбежки еще в сорок первом году.

— Да, мы тогда потеряли друг друга. Как раз были сильные бомбардировки и обстрелы мирных колонн немцами. Ну, она и решила, что я вместе со многими другими погиб.

— А вы остались живы?

— Как видите.

— И вернулись обратно.

— Вынужден был вернуться, — поправил Моргуненко.

— В Крымку?

— Нет. В один из районов области, где меня не знают.

— В какой район?

— Это не столь важно.

— Но вы знали, что ваша семья находится в Крымке?

— Позже узнал.

— Почему вы боялись вернуться в Крымку к своей семье?

— По некоторым, очень веским соображениям.

— Именно?

— Это не подлежит огласке, да и ничего не даст вам.

— Все же мне, как представителю власти, не лишне было бы узнать, чем вы занимались в течение этих полутора лет.

— Если я скажу, что стремился расположить к себе румынские оккупационные власти, вы мне поверите?

Изопеску пристально посмотрел в лицо Моргуненко и понял, какой умный и непреклонный в своих убеждениях человек сидит перед ним. Он почувствовал, что окончательно потерял превосходство и власть над этим человеком, судьба которого сейчас зависела от него, Изопеску. Но отступать в его положении было нельзя. И он продолжал допрос.

— Вы знали о положении вашей семьи?

— Разумеется. Мне сообщили, что жандармы арестовали жену и старуху-мать и держали их в тюрьме как заложников за меня.

— И как же вы отнеслись к этому? — прищурив один глаз, спросил префект.

— Вы сами знаете, как должен относиться к вам человек, к которому в дом вошли чужие люди с намерением стать хозяевами, а настоящего хозяина, свободного человека, превратить в бесправного раба, в рабочий скот. Я считаю, что такой человек, не задумываясь, пойдет на любые жертвы, чтобы бороться и победить. Вот так думал и делал я. Так думают и делают миллионы советских людей, которым вы причинили зло. Советский человек, подчеркиваю, советский человек не выносит насилия над собой, поэтому он борется против вас и, несомненно, победит.

— Я боюсь, что из вашего пророчества ничего не выйдет, — префект криво усмехнулся. — Какими же средствами вы надеетесь победить Германию и ее союзников? Уж не с помощью ли Америки или Англии?

— Нет.

— Тогда на что же вы надеетесь?

— Только на свои силы. У нас их достаточно.

— Ваша армия выдохлась и дальше не в силах сопротивляться.

— А по-моему, положение на фронтах говорит другое. Немцы разгромлены под Сталинградом и отступают.

Префект приподнялся, нервно побарабанил по столу пальцами. Он заметно терял терпение. В его план вовсе не входило вести этот политический разговор. И он решил повернуть его круче.

— Послушайте, вы, фанатик, неужели вы не видите, что большевикам уже не вернуться к власти?

— Вы считаете? — иронически спросил Моргуненко.

— Не только я. Так думает каждый здравомыслящий человек. Сам ход событий показывает, что победит новый порядок в Европе под руководством Германии. Это сама история.

— Простите, вы тоже историк? — спросил Моргуненко.

— Нет. Я офицер румынской королевской жандармерии. Но я принимаю участие в создании этой новой истории.

— А вы знаете, что эта история совсем не новая?

Префект поднял брови.

— Да, да. Это очень старая история. Помните, ее пытались когда-то творить немецкие псы-рыцари, потом польская шляхта. Позже Наполеон. Теперь же, забыв все прошлые горькие уроки, эту «новую историю» пытается повторить Гитлер со своими подручными.

Префект постучал карандашом по столу.

— Прекратите пропаганду. Вы мне лучше скажите, как вы очутились в Крымке и именно в тот момент, когда конвой увозил оттуда арестованных подпольщиков.

— Накануне я узнал об аресте и хотел спасти неповинных юношей и девушек от зверской расправы.

— Вы считаете их неповинными?

— Разумеется.

— Потому что вы довели их до этого. — Изопеску повысил голос. — По вашему наущению они занимались преступлениями.

— Это не преступление. Молодые люди не хотели вам покориться, они привыкли к свободной жизни. У каждого из них было будущее, которое вы у них хотите отнять, превратив их в рабов. Вот они и борются против вас.

— И вы руководили этой борьбой?

— Я вам этого не говорил.

— Может быть, скажете? Учтите, что это единственная возможность получить свободу и сохранить жизнь.

Моргуненко едва заметно улыбнулся.