Партизанская искра - [114]

— Скоро?

— Сейчас же.

Василек подтянулся. Лицо его стало строгим, сосредоточенным.

— Хорошо, дядя Володя.

— Как только явишься туда, первым делом постарайся увидеть дедушку Григория. Ты знаешь, где он живет?

— Знаю.

— Через него узнай — кто из комсомольцев арестован, где находятся арестованные. Выведай, во что бы то ни стало, когда и куда их собираются отправлять из Крымки и велик ли конвой. Да обязательно узнай, что с Парфентием, арестован ли он.

— Тебе все понятно, сынок? — спросил Шелковников.

— Еще как! — твердо ответил мальчик.

— Все-таки повтори, — попросил Владимир Степанович.

Василек в точности повторил все, что говорил ему учитель.

— У него хорошая память, я знаю, — подмигнул Моргуненко.

— И опыт огромный, — добавил Алексей Алексеевич.

Мальчик улыбнулся. Улыбнулись и Моргуненко с Шелковниковым. И от этой теплой улыбки старших Васильку, стало хорошо и радостно. Он был сейчас преисполнен гордости за то, что ему доверяют выполнить задачу, которую не могли доверить взрослому человеку.

— Как добраться в Крымку, ты знаешь?

— Еще бы!

— Собирайся, Василек. Оденься потеплее, но чтобы было легко, ведь придется много бежать.

Несмотря на то, что Василек с готовностью и даже радостью принял на себя это тяжелое и опасное дело, у обоих щемило сердце от жалости. Они понимали, чего стоит четырнадцатилетнему мальчику в зимнюю непогоду оторваться от тепла, совершить тяжелый путь и там испытать то, что под силу было лишь взрослому, привычному ко всяким лишениям человеку.

Василек быстро собрался, перекинул через плечо свою сумку от противогаза и предстал в боевой готовности.

— Настоящий нищий! Тебе не хочешь да подашь милостыню, — пошутил Владимир Степанович.

Шелковников обнял мальчика.

— Беги, Василек, беги, сынок мой, маленький партизан.

— Срок тебе такой, — сказал Владимир Степанович, — сегодня вечером ты будешь там. Постарайся за вечер все узнать. А ночью мы встретимся с тобой на повороте речки в камышах. Знаешь, где это?

— Знаю. Там, где кончается остров и Кодыма поворачивает. Там густые, густые камыши.

— Вот-вот, свистнешь мне два раза.

— А вы?

— Я отвечу тебе четырьмя свистками.

— Понимаю, — уверенно сказал Василек.

— И чем скорее мы встретимся, тем лучше.

— Ясно. Можно идти?

— Подожди минутку. Я подвезу тебя до Кумар. А там добежишь и время сократится, — сказал Шелковников. — Вы здесь побудете, а я часа через три — четыре приеду обратно.

Шелковников быстро заложил лошадей в легкие санки и через пять минут гнедые лесничего бежали спорой рысью по лесной дороге, местами пересеченной поперек упругими сугробиками. Колкий сухой снег разлетался из-под копыт лошадей и сердито стегал по лицам седоков.

Прищурившись и плотно сжав зубы, Шелковников беспрерывно понукал и без того добрых лошадей. Он чувствовал около себя мальчика, которого усыновил и полюбил, как родного сына. И сейчас ему хотелось, чтобы Василек скорее добрался до Крымки и выполнил возложенную на него задачу.

Оставшись один, Моргуненко присел к печке не из-за того, что холодно, а просто невыносимо было сейчас одиночество и хотелось быть ближе к чему-нибудь живому, дышащему.

Он стал подбрасывать в огонь по одной палочке, наблюдая, как они загорались сначала ярко-желтым пламенем, затем становились багровыми и жаркими и рассыпались на отдельные уголья.

Все это он делал машинально, ибо мысли его были сейчас в Крымке. Что же все-таки случилось?

Владимир Степанович припомнил все случаи ареста комсомольцев по разным подозрениям, когда всякий раз волновался за их судьбу и радовался, если юные подпольщики умно и отважно выходили из затруднения. Но это были аресты всего лишь по подозрению, и к тому же отдельных членов организации. А теперь, по слухам, были арестованы все члены «Партизанской искры». Это значит, что раскрыта вся организация. Что это, неосторожность, неопытность? Неужели на сей раз непоправимо?

Учитель чувствовал себя глубоко виновным в том, что не сумел во-время предотвратить катастрофу, уберечь своих учеников от неосторожного, необдуманного шага.

И все эта отдаленность. Был бы ближе к ним, не допустил бы оплошности, предостерег бы от опрометчивого поступка.

Но факт уже свершился. Теперь поздно и бесполезно думать об этом. Сейчас нужно думать о том, как вырвать из рук жандармов арестованных юношей и девушек.

Моргуненко представил все трудности, связанные с этой операцией. Сорок километров открытой заснеженной степи отделяли Саврань от Крымки. А там теперь, наверно, полно жандармов. Страх перед партизанщиной доходил до того, что даже такой простой факт, как появление советских листовок, приводил в смятение и ярость; А тут целая подпольная организация!

Сучья догорели, и на дне печки, покрываясь серым налетом золы, рдела маленькая кучка угольков.

Учитель принес из сарая охапку сучьев и подбросил в печку. Сквозь запушенное инеем окошко начинала пробиваться синева ранних зимних сумерек.

— Задерживается Алексей Алексеевич, — тревожился Учитель. У печки уже не сиделось. Он встал и начал ходить по комнате.

— Прорваться туда, в Крымку, прорваться во что бы то ни стало! Но где же Алексей Алексеевич?

Стукнула наружная дверь, и в комнату ввалился Шелковников.