Партизанская быль - [87]

— У нас радистка, товарищ Щербакова, не любит, когда рацию пускают для общественных надобностей. Редко даст возможность послушать концерт. Все только для дела. Очень, очень благодарим, товарищ Бондаренко! — с этими словами Иван Иванович взвалил коробку с приемником на плечо, попрощался и пошел.

Анна Онуфриевна помахала ему рукой и тоже было повернула в свою сторону, как — вдруг Иван Иванович охнул, согнулся и сказал:

— Ну вот, начинается история. Заболела старая рана. Как же теперь?! Ах, беда. Ой, ой!..

Анна Онуфриевна вернулась. Ее лицо выражало и сочувствие, и волнение, и озабоченность.

— Как же вы теперь доберетесь? — спросила она с искренней тревогой в голосе.

— Я-то ничего, но подарок. Впрочем, что с ним случится. Давайте, Анна Онуфриевна, прикроем его вот там, в ямке, березовыми листьями.

Нет, что вы. Лучше уж я вам помогу. Я понимаю, конечно, — к вам в лагерь нельзя, но часть дороги. Нет, что вы, мне нисколько не тяжело. А здесь оставлять, как же это.

Бойцы с нашей заставы увидели такую картину. Пожилая женщина тащит согнувшись тяжелый груз на плече, по лицу ее струится пот, а сзади, шагах в пяти от нее идет Иван Иванович. Немного скривился, но ничего: балагурит, рассказывает какие-то партизанские анекдоты. Давно уж известен был Иван Иванович как шутник, но тут больше было похоже на издевательство.

И вдруг Иван Иванович выпрямился, вытащил из кармана пистолет и скомандовал:

— Стоп! Дальше ходить не надо. — Женщина повернула к нему недоуменное лицо, сделала такое резкое движение, что чуть не уронила свой ящик; но Иван Иванович во-время его подхватил. — Зачем же так неосторожно. Вот лучше поставьте на пенек.

Бойцам, которые подбежали с заставы, он крикнул:

— Назад! К этой штуке никому не подходить!.. Отведите-ка гражданочку в особый отдел. А сюда позовите радистов, то есть минеров. Вы, Анна Онуфриевна, не волнуйтесь, если ваш приемничек окажется без сюрпризов, вам будут возвращены и свобода, и наше уважение. А пока погуляйте с этими молодцами.

Наши подрывники с помощью связистов извлекли из нового и действительно хорошего приемника аккуратную алюминиевую коробочку, к которой тянулись от питания два провода. Сняли металлическую оболочку и увидели две четырехсотграммовые шашки тола с вделанным внутрь электромеханическим взрывателем.

— Отличная конструкция! — похвалил Шахов. — Надо будет иметь в виду. Тут очень интересное сочетание. От электрической искры сгорает предохранитель; потом кислота постепенно сжигает цинковую пластинку, и партизанский штаб летит на воздух. Ясно, что такой хороший приемник будет стоять в штабе.

А Иван Иванович сказал:

— А что, товарищи, разве я не прав, когда изо дня в день повторяю, что разведчикам надо давать звания «народный артист республики», «заслуженный артист.»

По нашей просьбе он рассказал, как ему удалось разоблачить диверсантку.

— Во-первых, упаковка. Видите — на приемнике гофрированный, фабричный картон. «Нет, — думаю, — навряд ли пошлет нам в подарок даже самый распредобрый дядя абсолютно новый приемник. Тут что-то не так». И разыграл я тогда сцену. Как только она отказалась приемник спрятать, — понял, ей нужно во что бы то ни стало его доставить к нам. Зачем же, спрашивается, я его потащу? Пусть сама тащит, не так ли?

Товарищу Коновалову я объявил приказом благодарность. А бойцов просил помнить об этом случае.

Родственные узы

После наших успешных операций в селах, особенно после бескровного овладения резиденцией сельхоз-коменданта в Жадове и перехода к нам доброй половины жадовского полицейского гарнизона, оккупационные власти устроили среди оставшихся полицаев жестокую чистку.

Одних поместили в лагери, других отправили в Германию и только самых верных оставили на местной службе. Таких было немного. Всех их собрали в одну команду и сконцентрировали в селе Ивановка, в городке из палаток. Там стали вести ежедневные учения и производить какие-то земляные работы.

А неделю спустя в Ивановку прибыла саперная или строительная часть. Какая точно, никто из нас определить не смог. Нашим разведчикам не удавалось выяснить, что там, в Ивановке, происходит.

Среди оставшихся полицаев мы своих людей не имели. А между тем все эти перемены и прибытие новых частей что-нибудь да означало. Безусловно, перед «специалистами» поставлена какая-то боевая задача. Но какая?

Я долго ломал себе голову над этим, но что можно надумать своей головой, когда требуются точные данные? Правда, наши разведчики, лишенные возможности попасть в этот гарнизон, сумели выяснить кое-что через двух подростков: братишки Саленко крутились с другими ребятами в селе и сообщили нам распорядок дня, часы смены постов и некоторые наблюдения насчет вооружения. Но все это было не то! Зачем посадили сюда «специалистов», мог сказать только кто-нибудь из них самих или чин полиции, да и то лишь из тех, кому многое доверено. На помощь этих лиц мы рассчитывать не могли.

Выкрасть одного из полицаев? Это не представлялось возможным: во-первых, они находились под строжайшим надзором немцев; во-вторых, мало того, что их охраняют люди, сильно пуганые, они сами остерегаются; в-третьих, нам невыгодно было поднимать шум.