Партизанская быль - [85]

Все произошло так тихо, что тише еще никогда не бывало. Мы взяли село без боя. Без единого выстрела овладели полицейским управлением, комендатурой и даже казармами. Оружие немецких солдат было на ночь составлено в пирамиды, и ни один из них не успел добежать до своего автомата.

Мы сожгли, как водится, документы оккупантов. Поделились с населением продуктами. Люди не верили своему счастью, получив соль, лук, сахар. А через два часа никого из нас уже не было в селе.

Конечно, жадовская операция самая удивительная из всех, в каких мне приходилось участвовать. Кое-какую роль сыграл здесь и случай (отсутствие майора), но все же в основном мы были обязаны ее успехом хорошей подготовке. Бойцы гордились ею и долго потом рассказывали новичкам, как все произошло.

Плохо только то, что Рудольфу удалось унести ноги. В Жадово он больше не вернулся. Узнал о партизанском налете и заболел нервной горячкой.

Все помни, все проверь

Каждый раз, когда к нам приходили новые люди, отряд находился перед опасностью принять предателя.

Гестапо, разумеется, стремилось заслать к нам своих шпионов. Ухо надо было держать востро. Иногда предатели работали довольно тонко, даже внушали нашим связным такое доверие, что те за них просили и ручались. Один такой шпик сумел обойти хорошего, преданного человека — пастуха Макотру. Пастух нам житья не давал — возьмите да возьмите! Живет мол такой Петр Яковлевич Козлов в селе, работает налоговым агентом сельуправы, тяготится немецкой службой так, что и сказать нельзя, — все его мечты только о партизанах да о лесе.

Макотре мы верили. Но опасная вещь — переносить доверие с одного человека на другого. И почему-то, ни разу не видев этого Козлова, я опасался его. Что-то мне напоминала эта фамилия. Но что? Сколько на Руси Козловых? Кто из них хорош, кто плох? Но кто-то из них был связан в моей памяти с недобрым происшествием. А каким — я не знал.

Оттягивая свидание, я напрягал память, стараясь объяснить себе то неясное предубеждение, которое вспыхивало каждый раз, когда пастух Макотра говорил мне о своем Козлове. Но ничего не получалось. Тогда я стал расспрашивать — не помнят ли какой-нибудь истории, связанной с этой фамилией, мои товарищи по соединению? Мне рассказывали десятки историй, не имевших никакого отношения к моим подозрениям, я только руками разводил.

Попросил Макотру узнать, где Козлов работал до войны.

Оказалось, что в Корюковке, на сахарном заводе! Теперь ясно, что делать: немедленно запросил я по рации обком партии: «Узнайте у секретаря Корюковского райкома Короткова, что за человек Козлов Петр Яковлевич, бывший работник сахзавода».

И получил ответ Попудренко: «Козлов Петр Яковлевич дезертировал из отряда Короткова в сорок первом году. Работал в гестапо в Сосницах. Примите меры к аресту. Сообщите исполнение».

Вот тогда-то я с легкой душой и разрешил этому Козлову незамедлительно прибыть в лагерь, чтобы доложить командиру о выполнении приказа.

Случай этот, конечно, очень простой, но учил он не оставлять без внимания малейшее свое подозрение. Я не помнил, почему фамилия Козлова так настораживает меня, но, оказывается, что память все время была мобилизована давнишним рассказом Маруси Скрипки об этом человеке.

Ловили и выявляли мы врагов по-разному. Стандарта в таком деле быть не может. Одного удалось обличить по почерку: к нам в руки попал документ, посланный из села с нарочным в райцентр. Это был список шестнадцати жителей, уличенных в связи с партизанами. Кто его написал — нарочный и сам не знал. Подпись: «Лесной». Мы документик спрятали, а у себя завели с тех пор (на время) «бюрократический» порядок. Всех просившихся в отряд заставляли писать автобиографию. На этом и поймали некоего гражданина Степанченко — «Лесного».

Случалось, немецкие служаки сами налетали на наших людей и раскрывали передними свои черные планы. Один старик, бывший торговец лесом Захарченко, решил заслужить обещанную гитлеровцами за сведения о партизанах соль. Он долго бродил по лесу, будто бы собирая ягоды, и сумел обнаружить место нашего лагеря в урочище «Зеты».

Воротившись домой, предатель рассказал о своем открытии первому попавшемуся полицаю и попросил передать «господам немцам» в районный центр. Полицай обещал сразу же все сделать и велел старику никому больше не рассказывать, чтобы лишней болтовни не было, «а то награду перехватят».

Захарченко довольный пошел домой, а полицай-то был наш. Он дал знать, что бродит по лесу такой добровольный шпик.

На другую же ночь основной наш артист на немецкие роли Николай Жадовец облачился в свой «выходной» костюм с крестом и медалями, взял свиту и «переводчика», обмундированных таким же образом, и отправился к Захарченко получать сведения о расположении партизанского отряда.

Миша Кожух представил Захарченко «помощнику семеновского коменданта господину Шульцу», и старый дурак начал восхвалять быстроту господ немцев: умилялся, что не пожалели себя, побеспокоились и приехали даже ночью!..

Жадовец подробно расспросил предателя о том, как ему удалось напасть на след партизан, не помогал ли ему кто-нибудь. Комендатура мол вознаградит этих людей тоже.