Партизанки - [2]
А в ответ снова гремят автоматные очереди, безжалостно полосующие окна домов, стены и заборы, за которыми укрываются десятки женщин… Пули высекают искры на камнях мостовой, в щепы разносят доски оград. Несколько неподвижных тел затихло на пыльном булыжнике…
И так на всем пути к восточным окраинам Бобруйска, где на территории старинной Березинской крепости разместился недавно созданный лагерь военнопленных. Уличные столкновения, очевидцем которых довелось мне стать, разыгрывались в те августовские дни на мостовых города. В этих неравных по силам стычках, в этом противоборстве сил добра и гуманности с неприкрытым вандализмом и жестокостью ясно виделись первые, пусть не совсем еще осознанные и ярко выраженные, но исключительно важные в то нелегкое время ростки протеста населения оккупированных территорий, непокорности врагу. Народ поднимался на суровую борьбу с захватчиками. И в первых рядах его были сотни и тысячи советских патриоток — сильных духом женщин и девушек, наших сестер и матерей, жен и дочерей. Они не могли оставаться в стороне от всеобщего сопротивления врагу. Их беззаветное и героическое участие в смертельных боях, отнявших у нас двадцать миллионов человеческих жизней, было, есть и всегда будет одним из самых ярких, самых убедительных проявлений всенародности борьбы против фашистских захватчиков.
В памяти моей уже более четырех десятилетий бережно и свято хранятся имена удивительно простых и скромных, но необыкновенно ярких своей горячей любовью к Отчизне, к народу героинь, которые в тяжелую для страны военную годину без колебаний отдали все свои силы, а когда потребовалось, то и жизнь великому делу освобождения социалистической Родины.
Их много, очень много, этих имен, принадлежащих живым и тем, кого уже давно нет рядом с нами…
Передо мной несколько старых, пожелтевших от времени, еще довоенных фотографий. С неровной поверхности бумаги, местами затертой, в изломах, немного торжественно и строго смотрят на меня из далеких сороковых ставшие бесконечно дорогими и близкими лица бобруйских подпольщиц: Лидии Островской и Марии Масюк, Александры Вержбицкой и Нины Гриневич, Марии Саватеевой и Марфы Миловой…
Их судьбы и стремления, такие разные и непохожие друг на друга, удивительно быстро сблизили и объединили суровые испытания, ворвавшиеся лавиной огня и горя в жизнь огромной страны, в жизнь каждого из нас. Едиными стали их чаяния, надежды, поступки. И в этом единстве, духовном, непоколебимом единстве идей и помыслов заключалась их нерушимая вера в торжество дела коммунизма, в близкую победу над общим ненавистным врагом, вера, с которой они шли на подвиг и смерть.
На седьмой день войны наш СБ, возвращавшийся после выполнения боевого задания на базу, был неожиданно атакован группой вражеских истребителей и после неравного воздушного боя, с изрешеченными плоскостями, почти полностью потеряв управление, совершил вынужденную посадку в нескольких десятках километров южнее Минска. Она была далеко не мягкой, эта посадка. Оглушенный, я очнулся лишь в тот момент, когда незнакомые люди вытаскивали меня из кабины.
Невдалеке, тихо постреливая мотором на холостом ходу, стояла вся пропыленная старенькая полуторка.
Меня бережно перенесли и уложили на траву, и только там, еще не до конца придя в себя, я отчетливо понял, что ранен. Левая нога, пробитая в нескольких местах пулями, была залита кровью. Резкой, нестерпимой болью отзывалось в ней любое, даже осторожное движение.
Один из мужчин, лет сорока на вид, сокрушенно качая головой, туго перетянул мою раненую ногу чуть выше колена и, ободряюще подмигнув, произнес:
— Вот так, хлопчик, вернее будет!
Фыркнув раз-другой мотором, грузовичок медленно, словно нехотя, тронулся с места, и я, лежа без движения в его тряском и скрипучем кузове, стараясь не думать о мучительной, то затихающей, то вновь приходящей боли, на время забылся…
Уже много позже, мысленно возвращаясь ко всему пережитому в тот далекий июньский день, я особенно остро и реально почувствовал, насколько неожиданной, серьезной и значительной оказалась перемена, произошедшая тогда в моей судьбе.
Разве мог я предполагать, что именно отсюда, с этого ничем, казалось, не примечательного места, от распластанного среди поля, с погнутыми от удара лопастями винтов бомбардировщика, начнется мой долгий и нелегкий путь в ряды бобруйских подпольщиков, а несколько позже и партизан? Как я мог знать, что земля Белоруссии, ее люди станут вскоре для меня такими родными и близкими и что моя короткая, не успевшая даже сложиться летная биография на этом окончательно и бесповоротно оборвется?..
Разграбленный и опустошенный, наводненный армейскими подразделениями, головорезами СД, полевой жандармерии и полиции, Бобруйск производил гнетущее впечатление. Черные от пожарищ стены зданий, руины домов, поваленные телеграфные столбы, мебель и домашняя утварь, выброшенные на тротуары, — все это придавало улицам города жуткий вид.
Однако спокойствие здесь было очень обманчивым, а «умиротворение», вроде бы достигнутое жестоким террором, карательными акциями, казнями и расстрелами, — лишь кажущееся.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
«Мы были ровесниками, мы были на «ты», мы встречались в Париже, Риме и Нью-Йорке, дважды я была его конфиденткою, он был шафером на моей свадьбе, я присутствовала в зале во время обоих над ним судилищ, переписывалась с ним, когда он был в Норенской, провожала его в Пулковском аэропорту. Но весь этот горделивый перечень ровно ничего не значит. Это простая цепь случайностей, и никакого, ни малейшего места в жизни Иосифа я не занимала».Здесь все правда, кроме последних фраз. Рада Аллой, имя которой редко возникает в литературе о Бродском, в шестидесятые годы принадлежала к кругу самых близких поэту людей.
Книга подготовлена по инициативе и при содействии Фонда ветеранов внешней разведки и состоит из интервью бывших сотрудников советской разведки, проживающих в Украине. Жизненный и профессиональный опыт этих, когда-то засекреченных людей, их рассказы о своей работе, о тех непростых, часто очень опасных ситуациях, в которых им приходилось бывать, добывая ценнейшую информацию для своей страны, интересны не только специалистам, но и широкому кругу читателей. Многие события и факты, приведенные в книге, публикуются впервые.Автор книги — украинский журналист Иван Бессмертный.
Во втором томе монографии «Гёте. Жизнь и творчество» известный западногерманский литературовед Карл Отто Конради прослеживает жизненный и творческий путь великого классика от событий Французской революции 1789–1794 гг. и до смерти писателя. Автор обстоятельно интерпретирует не только самые известные произведения Гёте, но и менее значительные, что позволяет ему глубже осветить художественную эволюцию крупнейшего немецкого поэта.
Книга М. Лапирова-Скобло об Эдисоне вышла в свет задолго до второй мировой войны. С тех пор она не переиздавалась. Ныне эта интересная, поучительная книга выходит в новом издании, переработанном под общей редакцией профессора Б.Г. Кузнецова.
Книга рассказывает об ученом, поэте и борце за освобождение Италии Томмазо Кампанелле. Выступая против схоластики, он еще в юности привлек к себе внимание инквизиторов. У него выкрадывают рукописи, несколько раз его арестовывают, подолгу держат в темницах. Побег из тюрьмы заканчивается неудачей.Выйдя на свободу, Кампанелла готовит в Калабрии восстание против испанцев. Он мечтает провозгласить республику, где не будет частной собственности, и все люди заживут общиной. Изменники выдают его планы властям. И снова тюрьма. Искалеченный пыткой Томмазо, тайком от надзирателей, пишет "Город Солнца".