Вот тут и поселились они с бабушкой Агафьей, когда выгнали ее из поповского дома по старости.
В эту осень дела у них поправились. Хлеб с их полосок убирал не Силан Алдохин исполу[1], а Иван Кочетков.
А этот ничего с них не взял как с бедняков.
Поэтому у Данилы с бабушкой и оказалось-и каши на всю зиму и муки столько, что хоть каждый день пироги пеки. То ли с поповского меду, добытого партией свободных ребят, то ли с ушицы из окуней бабушка встала с постели, стала на своих ногах топтаться и строить планы хорошей жизни.
Купила она телочку, чтобы к тому времени, когда Даниле придется жениться, у них корова была. Мечтала купить жеребенка, чтобы Данила на своем коне в дом невесту привез.
Бабушка Агафья вместе с учительницей решила пригласить и своего благодетеля, Ивана Кочеткова.
И он не заставил себя долго упрашивать. Явился еще накануне и спрашивает, чем учительницу угощать будут.
Не надо ли чего? Может, какие нехватки?
Бабушка засмеялась, руками замахала: какие нехватки, угостим, мол, учительницу лучше, чем у богатеев, деликатней. Ведь бабушка, она недаром в господских да поповских домах жила. Как приготовить курочку молодую повкусней — это она умеет.
А главное, у бабушки есть сюрприз, до которого никаким Алдохиным не додуматься.
Тут старушка стала на колени перед сундуком и из-под самого низу, перебрав все старинные платья, достала мешочек, от которого по всей баньке пошел удивительно приятный запах.
— Кофий у меня припасен на такой случай, Иванушка, — кофий натуральный, эфиопский.
И дала понюхать мешочек Кочеткову, потом Данилке.
Данилка был в полной уверенности, что бабушкин обед учительнице понравится. И после уроков шел впереди нее по селу гоголем, одетый в новую рубашку, в новые штаны, отглаженные бабушкой. И вихры его лоснились от деревянного масла не хуже, чем у Мотьки Алдохин а.
Правда, он вел учительницу пешком, ну да ведь тут недалеко и, главное, не пыльно. По зеленым тропинкам шел.
И учительница действительно удивилась, когда в тесной баньке, приспособленной под жилье, отведала она куриного бульона с кореньями, съела куриные котлеты, обжаренные в яйце, с грибным гарниром, а на третье — кисель ягодный. И наконец, совершенно была поражена чашечкой пахучего кофе.
— Да откуда это у вас, бабушка?
— А это все крохи-крошечки от моей бесполезно прожитой жизни, вздохнула бабушка Агаша. И, подперев щеку рукой, залюбовалась учительницей.
— В молодости-то я вроде вас бойкая да пригожая была, смелая да умненькая. И за это взяли меня в господский дом горничной. Получили за меня родители несколько рублей денег и справили свадьбу старшей сестренке моей, его родной бабушке, — указала она на Данилку, — а я ему двоюродная. И прожила я весь век у чужих людей в услужении. Только и делала, что за бездельницами ходила, бездельникам угождала, на бездельников работала. Сначала у господ Крутолобовых, а потом у попа Акакия. А как извела на них все силы, непригодной стала, так и выгнали меня, как старую собаку. Вот и сказка моя вся! А ведь могла я, девонька, вроде тебя ученой быть, малых детей уму-разуму учить. Грамота мне давалась легко. Я и теперь что письма писать, что книжки читать очень горазда. Даже в очках.
Улыбнулась учительница, а самой стало грустно. Жалко прожитую в услужении богатым Агафьину жизнь.
— Теперь вот хоть перед смертью хочу полезное дело сделать, креплюсь, не помираю, чтобы Данилушку в люди вывести. Помогу ему на ноги стать, избу поставить, коня завести, невесту в дом привести, ну тогда и умру!
Денек осенний выдался теплый, вышли хозяева и гости на вольный воздух, сели на крыльцо баньки, кофе пьют и рассуждают.
— Поможем вашей мечте, бабушка, — говорит Иван Кочетков, — возьмем вашего внука в артель, посадим его не на простого коня, а на стального. И все он себе добудет: и хату, и жинку, и лучшую долю!
— Для себя? Ведь этого мало, — говорит учительница. — Бабушка ведь жалеет свою бесполезно прожитую жизнь! А что это значит? Это значит, что ничего хорошего не сделала она для добрых людей, для человечества!
— Понятно, Данил должен жить не только для себя, на то ваше воспитание, — говорит Кочетков. — Действуйте, воспитывайте.
— Одна я не воспитаю — школы для этого мало! Такие, как вы, помогать должны. Своим примером!
— А как это? — спрашивает Кочетков.
— Так, чтобы помочь ребятам правильно выбрать мечту. Правильно понять, как они должны изменить жизнь людей к лучшему. Мало своей хаты, мало своего коня, мало этого, мало!
Сидит Данилка, слушает и не понимает, как это хаты мало, коня мало, когда он в бане живет и вся живность у него — теленок… Эх, ему бы коня да ему бы дом свой!
А после обеда пошли все вместе прогуляться к мельницам.
Весело, шумно машет мельница крыльями, мелет хлебушек нового урожая. Весело глядеть на них Данилке.
А Иван Кочетков и Анна Ивановна ведут разговор.
Речь уже о самом Кочеткове. Об его мечте.
— Ну, хорошо, бедняков вы на ноги поставите, а дальше что? Совместно обработаете землю, разделите по справедливости урожай, каждый заберет его себе, утащит как суслик в свою норку… А дальше что, мечта, мечта какая?
— Укротим кулаков! Ограничим эксплуататоров, — говорит Иван Кочетков. Заживет беднота хорошо!
