Партия или Мафия? Разворованная республика - [3]

Соответственно рос и поток ученых — отпускников в Азербайджан: академиков, профессоров, докторов наук… Они уже не помещались на государственных дачах — построили правительственный комплекс-санаторий на берегу Каспийского моря, в Бильгях. Для любителей острых ощущений на юге Азербайджана, в Ленкорани, поставили дубовый сруб с псарней и егерями — круглый год шла охота с вертолетов на медведей, горных коз, выдру.

Время от времени сюда наезжали члены Политбюро — Шелест, Воронов, Кириленко, Рашидов. С ними — беспокойная кавалькада артистов. Становилось шумно и неуютно, и академики перебирались в комфортабельные виллы на высокогорное озеро Гёй-Гёль, летом катались на канатной дороге, ловили форель, зимой ходили на лыжах.

Миллионщикову рассказывали, что в Азербайджане не осталось ни одного министра и секретаря райкома не «остепененного». Слухи, видимо, преувеличены: по официальным отчетам АН СССР, лишь 67 процентов руководящих партийных работников и только 63 процента в номенклатуре Совета Министров Азербайджана имели ученые степени кандидата и доктора наук. Впрочем, последние сводки Миллионщиков просматривал в 66 году, а шел 69-й. Определенно процент должен был возрасти. Да и не только по Азербайджану: в 1969 году он составлял соответственно 62 и 59 процентов по Прибалтике, по Средней Азии — 58 и 56 процентов, а в Грузии и Армении поднимался до 71 и 73 процентов.[3]

Миллионщиков знал, что в каждый свой приезд в Москву: на сессии Верховного Совета, на пленум ЦК или просто на отдых — руководители Азербайджана приезжали не с пустыми руками. Помимо «дежурных» сувениров — ковров ручной работы, гравюр местных художников, искусно выполненных изделий народных умельцев, не говоря уже о так называемых «плодах солнечного Азербайджана» — марочных коньяках, икре и красной рыбе, которыми одаривались буквально все, кто так или иначе соприкасался с ними: административная челядь аппарата Совмина и инструкторы ЦК КПСС, — секретари и министры везли крупные суммы денег, распределяемых продуманно, по четкой системе.

Каждый секретарь ЦК Азербайджана имел в Москве своего доброго покровителя, ранг которого находился в точном соответствии с достоинством секретаря: Ахундов — Кириленко, третий секретарь Джафаров — Трапезникова, четвертый секретарь Сеидов — Полянского, председатель Совета Министров Алиханов — Мазурова, второй секретарь ЦК КП Азербайджана Козлов — Капитонова, председатель Верховного Совета Пскендеров — Органова. Республиканские министры также имели в Москве протеже: в союзных министерствах или в ЦК. Секретарь же ЦК Азербайджана по промышленности Амиров имел не одного, а сразу несколько патронов: в Госплане — Байбакова, и Совете Министров Мазурова, в ЦК КПСС Павлова. Поэтому отношение к нему в Москве было особенно теплым, сердечным, внимательным. Захотелось Амирову стать профессором — утвердили без защиты докторской диссертации, повлекло к Ленинской премии — дали. Завистники утверждали: сила Амирова в бильярде. Играл он неумело, неизменно проигрывал. Ставки ставил щедро — по 2–3 тысячи: меньше как-то неудобно, постоянными партнерами были люди влиятельные — управляющий делами ЦК КПСС Георгий Сергеевич Павлов, зав. отделами ЦК КПСС Василий Семенович Фролов и Виктор Михайлович Бушуев и сам председатель Госплана СССР Байбаков.

На Байбакова в Азербайджане смотрели как на «своего человека» в Москве. Начинал он свою карьеру в Азербайджане преподавателем индустриального института, выдвинули начальником АЗНЕФТИ. Как «местный кадр» был послан в Москву, в аппарат Совета Министров. Когда строптивый Байбаков не поладил с Хрущевым и был сослан в провинцию, бакинцы его не забыли — представили к Ленинской премии.

Технология получения Ленинских премий отлажена четко, действует безотказно. Разработала группа ученых оригинальный проект или проведено интересное исследование — эксплуатация нефтяных скважин, к примеру, в открытом море — прежде чем выдвинуть авторов на соискание премии, изыскивались «толкачи» — почтенные ученые в Москве. Подбирались надежные покровители в союзных главках и управлениях и… вводились в авторский коллектив. Тот, кто устоял перед соблазном «азербайджанского сувенира», искушался на честолюбии.

Те, кто стоял у истоков изобретения, теснились, сжимались, иные вообще оказывались вне списка. От них откупались посулами на повышение, обещаниями дать квартиру в хорошем районе, помогали купить вне очереди машину. Зато оставшимся Ленинская премия была обеспечена. Правда, сама премия — 10 тысяч рублей — крошилась между десятками совершенно непричастных к изобретению людей, но ведь важны не деньги, а звание лауреата, оно, как и ученая степень, предопределяло престиж и статус на многие годы. В одном из таких списков был и Байбаков. Таким же образом получил Ленинскую премию зам. Председателя Совета Министров Азербайджана (затем он станет министром СССР) Оруджев.

Сентиментальный Байбаков не забывал Азербайджан — внеплановые фонды и дефицитное оборудование широким потоком шли в республику, а его душа и дом постоянно были открыты для «милых» бакинцев. Сменялись в Азербайджане министры, приходили и уходили партийные секретари, но каждый из них считал необходимым представиться Байбакову, пополнить его коллекцию антиквариата каким-либо новым экспонатом, и обязательно самым дорогим: каждый гость был честолюбив.