Партия, дай порулить - [25]

Старый осел! Если бы он не взял злосчастный сверток, возможно, мальчишка был бы жив.

Торопов весь извелся от этих мыслей, стал нервным и дерганым. А когда пару раз сорвался на жене, принял решение идти к Вострикову и поставить точки над и. Давно собирался это сделать, да все почему-то откладывал.

Ольга Петровна Надеждина, секретарь Антона Семеновича, не спешила допускать Сергея «к телу» своего шефа. Она заняла эту должность совсем недавно и ретиво взялась за выполнение обязанностей, потому как местом своим очень дорожила. Еще два месяца назад Ольга Петровна работала в химчистке, принимала и выдавала вещи.

Вообще-то, по профессии Надеждина была инженером. После института попала по распределению на завод «Электроинструмент» в конструкторское бюро, в котором и трудилась до середины девяностых. Потом предприятие закрыли, и она долго мыкалась по различным фирмам в поисках работы. Но кому в те годы были нужны инженеры? Поэтому она хваталась за любое предложение, будь то продавец на овощебазе, контролер на общественном транспорте или вахтерша в общежитии. И вот год назад повезло устроиться приемщицей в небольшую химчистку. А что делать, возраст-то предпенсионный. Кому ты нужен?

Примерно полгода назад, под самый конец рабочего дня, к ним пришла хорошо одетая дама. Весь ее вид излучал благополучие. Достаток проглядывал во всем: и в светлом кашемировом пальто, и в кольцах на полных ухоженных руках, и в сумке с вензелем известной марки, и в серьгах с неприлично большими камнями. Глядя на них, Ольга Петровна подумала, что будь у нее такие огромные мочки ушей, она ни за что не подчеркнула бы их «булыжниками». Она только у одного человека видела такие уши, в далекой молодости.

Надеждина подняла глаза, всматриваясь в лицо богатой клиентки, и с удивлением узнала в ней свою однокурсницу Эллу Обозову. Они обрадовались друг другу, сходили в кафе, проболтали весь вечер и возобновили институтскую дружбу. Надеждина узнала, что у Эллы теперь двойная фамилия, она замужем за учредителем какой-то партии, муж ее человек умный, но неприспособленный, поэтому нуждается в некотором руководстве. Это «руководство» и осуществляла его супруга.

А совсем недавно Элла пришла к Ольге Петровне на работу взволнованная и предложила ей место секретаря при муже. Надеждина так обрадовалась! Еще бы: покинуть полуподвальное, вечно сырое помещение, в котором было холодно и зимой, и летом. Снять с себя ненавистный толстенный свитер, сбросить войлочные бурки и надеть любимый бежевый костюм, строгую блузку, туфли на каблуке… Служить в офисе, где витает аромат кофе, стоит кулер с водой и растут огромные цветы в красивых горшках…

Ольга Петровна так явно представила себе приемную с уютными креслами, в которых сидят ожидающие приема солидные мужчины с кожаными портфелями, свой стол, на котором стоят несколько телефонов и фотографии внуков, что в ту же минуту дала себе слово служить своему хозяину верой и правдой до конца своих дней.

Нынешней, а вернее, уже бывшей секретаршей Антона Семеновича была Илзе Берзиня, обрусевшая латышка. В ней был прибалтийский шарм, немецкая пунктуальность, французский высокий уровень самоконтроля и русская напористость. Она была тонкой штучкой, мужчины при виде нее просто цепенели. Возможно, всему виной был исходивший от нее арктический холод вкупе с невероятной сексуальностью.

Но азербайджанский огонь Эллы Эльдаровны с этим холодом справился в два счета. Увидев, какой взгляд ее супруг бросил на прибалтийскую диву, Обозова-Вострикова устроила так, что Илзе перевели работать к Похлебкину. А ее место заняла Ольга Петровна.

– Проходите Сергей Ефимович. Антон Семенович вас ждут, – наконец произнесла Надеждина, приоткрыв дверь кабинета.

Она так и сказала «ждут». Прямо Версаль какой-то. Ждут, надо же!

Востриков кормил аквариумных рыбок. Он аккуратно насыпал корм в центр колечка, плавающего на поверхности воды, а потом стучал ногтем по стенке аквариума. Рыбки метались и хватали жадными ртами медленно опускающиеся на дно крупинки корма. Антон Семенович наблюдал за ними и повизгивал от удовольствия.

– Смотри, Ефимович, – наконец обернулся к нему Востриков. – Смотри, рыба, а соображает! – сказал он с восхищением. – И молчит! Главное – соображает, понимаешь ли, и молчит!

Торопов пришел к Вострикову в очень решительном настроении. Но увидев, с какой любовью и нежностью тот смотрел на рыбок, как-то стушевался. Тут такая мирная идиллическая картина, а он собирается говорить о наркотиках и преступниках. Он чуть было не повернул назад, но вовремя себя остановил. Нужно сказать все быстро и сразу по существу.

– Антон Семенович, – решительно начал Торопов, – что было в том злосчастном пакете? В том, что передал мне сосед Ноэми Юльевны, приняв меня за посланца Невзорова.

– Зачем тебе это, Ефимович? – панибратски потрепал его по спине Востриков. – Меньше знаешь – лучше спишь!

– Я у вас раньше не спрашивал, и даже после убийства того мальчишечки молчал. А теперь хочу знать. Что там? Деньги, наркотики или и то, и другое? – чуть не сорвался на крик Торопов, видя, что начальник ничего ему говорить не собирается.