Партиалы - [23]

– Это такая ирландская шутка? – делано нахмурилась Зочи. – Надеюсь, что да.

Сенатор Кесслер была ирландкой и очень гордилась своим происхождением. А значит, и Зочи, в жилах которой текла южная кровь – мексиканцев, а может, ацтеков, – воспитывалась в обычаях культуры приемной матери. Когда Зочи злилась, в ее речи прорезался провинциальный ирландский акцент. Кира хохотала над ним до упаду.

– Я не о лепреконах, а о простом народе, – пояснила Кира. – Шутка была простецкая, но едва ли смешная, если не вообразишь, что я принцесса.

– Я тоже принцесса, – ответила Зочи, – и пусть кто-нибудь только попробует возразить.

– Принцесса чего? – поинтересовалась Кира. – Линкольн-авеню?

– Мои предки правили могущественной империей, – Зочи загадочно пошевелила пальцами, – ну, по крайней мере, могли: неизвестно же, кем они были.

– Что думаешь приготовить в пятницу?

Нандита готовила хорошо, но Зочи была настоящим кулинарным гением, и для особых случаев стол всегда готовила она.

– Запеку цыпленка, пожарю картошки и испеку пончики, если муку найду. Можно, конечно, обойтись и сладким рисом, но что-то чертовски хочется шоколада.

– Шоколадные пончики? – Кира восторженно присвистнула. – Кто-то умер, и тебя назначили сенатором?

– Увы, не моя мать, – Зочи вскочила и направилась к двери. – Вчера на рынке познакомилась с парнем, который клялся и божился, что у него есть мука. Пойдешь со мной?

– Если такие ноги держать взаперти, маленький народ их не увидит, – Кира кокетливо встала. – Люди должны видеть свою принцессу.

* * *

Наступила пятница. День Восстановления.

Самое время устроить вечеринку.

В пятницу никто не родился, а значит, не было младенцев с высокой температурой и необходимости наблюдения. Так что Кира пришла домой хоть и уставшая, но без гнетущего чувства вины, и была готова веселиться. Она приняла душ, уложила волосы и выбрала кокетливый наряд: шелковую блузку с китайской вышивкой, туфли на высоких каблуках и настолько короткие шорты, что даже засомневалась, не замерзнет ли. Лето выдалось холодным, и, начнись гроза, Кира точно пожалела бы, что не оделась теплее. Она замешкалась, выбирая, надеть все-таки шорты или джинсы, но в конце концов решила: шорты. Те лучше смотрелись с блузкой и отлично сидели на Кире, а ей хотелось выглядеть сногсшибательно. Не беда, если она немного замерзнет: зато почувствует себя обычной девушкой. Да и на улицу они вряд ли пойдут.

– Давай скорее. – В дверь комнаты забарабанила Зочи. Она была одета во все черное, помада и подводка для глаз были того же цвета; разноцветный фартук, повязанный вокруг талии, выбивался из общей цветовой гаммы. – Мэдисон с Хару уже пришли, а еще явился какой-то чувак, звать Маркус, высокий, придурковатого вида, явно подкаблучник. В общем, тебе понравится.

– Теперь я понимаю, почему твои августейшие предки от тебя избавились, – отшутилась Кира. – Ты, когда захочешь, становишься записной язвой.

– Мое чувство юмора – как твои ноги, – парировала Зочи. – Было бы эгоистично прятать его от людей.

Кира пошла за Зочи на кухню и поприветствовала Нандиту, мывшую посуду. Зочи взяла со стола тарелку с нарезанной картошкой, полила ее оливковым маслом, посыпала розмарином с огорода Нандиты и перемешала все это руками:

– Травы пахнут обалденно.

– Спасибо на добром слове, страшилище, – ответила Нандита. Они с Зочи так перешучивались: Нандита носила только яркие, пестрые сари и не понимала любовь воспитанницы к черному цвету.

– Пахнет тут у вас, конечно, вкусно, – Кира глубоко вздохнула, – но я все-таки пойду поздороваюсь с Маркусом.

– Поцелуй его от меня, – попросила Зочи.

– С язычком?

– Еще чего. Не хочу показаться доступной.

Кира вышла в коридор и еще раз вдохнула полной грудью аппетитные запахи, от которых текли слюнки. Что бы там ни говорили о маме Зочи, готовить приемную дочь она научила.

На стенах горели бензиновые лампы в плафонах с фильтрами, чтобы не было запаха. Из гостиной доносился шум голосов, а из кухни – шипение и треск дров в печи. «А ведь фермеры так едят всегда, – подумала Кира. – Еще немного, и я захочу перебраться жить на ферму.

Когда-нибудь».

Она пошла на звук голосов в гостиную. Маркус и Хару что-то оживленно обсуждали на диване, а Мэдисон расположилась рядом в кресле. Здесь была стереосистема, и музыка наполняла комнату рокочущими, точно гроза, звуками.

Мэдисон улыбнулась:

– Привет.

– Привет. Как дела?

Мэдисон ухмыльнулась и показала глазами на Маркуса с Хару:

– Отдыхаю: твой благородный друг принял на себя огонь праведного гнева моего муженька. Сегодня Хару в ударе.

Кира кивнула: муж Мэдисон любил поговорить.

– Разумеется, речь о свободе, – доказывал Хару, – о защите свободы посредством закона. – Глаза его яростно сверкали, но Маркус, хоть и побледневший, явно не собирался уступать. – Любому обществу необходимо определенное количество законов: если их слишком много – будет тирания, слишком мало – наступит хаос.

– Кира! – воскликнул Маркус и буквально вскочил, когда увидел ее. Он подошел, обнял девушку, взял за руку и повел к дивану. Оглядев Киру с головы до ног, парень заметил:

– Отлично выглядишь!

На Хару он старался не смотреть.