Паршивая овца - [197]

Она не ответила.

— Но Карл все-таки рассказал обо всем этом тебе?

Она пожала плечами. Наклонилась еще ниже и достала из кармана халата крошечный платочек, которым картинно вытерла глаза.

— Мужчины любят… Карл доверял мне.

— И тем не менее ты предала его?

— Предала? Я? Мы ведь собирались…

— Да? Что вы собирались? Отправиться вместе в Лондон?

Она в молчании смотрела на меня.

— Где вы обычно встречались? Здесь?.

Она покачала головой.

— В доме номер 22, может быть? Ведь у него тоже есть ключи от той квартиры, не так ли?

— Что ты об этом знаешь?

— Немного — только то, что я выследил тебя вчера вечером. И слышал, как ты по телефону договаривалась там с кем-то встретиться.

В ней начала проявляться фурия.

— Насколько я понимаю, ты не терял время зря?

— Не совсем так, как мне кажется. — И с этими словами я засунул ее билеты во внутренний карман пиджака. Она следила за моими действиями, но никак не прокомментировала их.

Я подошел к окну. Улица была пуста. Никого. Даже коты не выбирались на свои игрища в такие ноябрьские студеные ночи.

Я кивнул, указывая на другую сторону улицы.

— Там полтора года назад сгорел дом.

— Ну и что?

Откровенно безразличное выражение ее лица не соответствовало напряженно изогнутому телу.

— Студент по имени Асбьерн Сэвог сгорел в доме. Во всяком случае, так считали.

— О?

— Ты его знала?

Она покачала головой.

— Ты помнишь, как было дело?

Она опустила глаза.

— Кажется, да.

— Мне тоже так кажется. Здесь был Латор.

Она кивнула.

— Вы вызвали пожарных. Выбежали на улицу. Может быть, он вошел в горящий дом?

— Кто? Алекс? Да ты с ума сошел! Дом полыхал.

— Именно.

— Я… Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я не понимаю, на каком основании ты вообще заявился ко мне… — Она посмотрела на чемодан. В голосе наконец-то появились нотки настоящей истерики. — Я собираюсь в отпуск. И тут являешься ты со всевозможными обвинениями… Может, теперь ты доволен? Тебе пора убираться прочь.

Я взглянул на часы. Скоро уже три. А день выдался богатый событиями. Внезапно я ощутил смертельную усталость, но покачал головой.

— Нет.

Она развела руками и что-то прошипела.

Я ответил:

— Ты по-прежнему можешь выбрать между моим обществом и обществом полиции.

Она сделала новое движение рукой, выставив вверх ладонь.

— Вообще-то я собрался проводить тебя в аэропорт. Во сколько самолет?

Она закатила глаза.

— Ну что ж, во всяком случае, я собиралась полежать на спине хотя бы несколько часов, но в одиночестве, без лишней тяжести на себе, — резко добавила она.

— Не имею ничего против, если ты предложишь полежать под тобой, — отпарировал я.

Она посмотрела на меня ледяным взглядом.

— Я не боюсь тебя и могу себя защитить.

— Верю, верю. — Я уселся на софу и спросил: — Ты не хочешь что-нибудь предложить выпить усталому путнику?

— Нет.

— …Спасибо.

— А что будет с моими билетами?

— Ты получишь их завтра утром.

Она захлопнула крышку чемодана и вытащила его в коридор.

— Спокойной ночи, — пожелал я ее спине.

Она со стуком закрыла дверь спальни.

— Приятных снов.

Ее светло-коричневый напиток по-прежнему стоял на столе, но уже не пузырился.

Я подождал еще полчаса. Прошелся по ковру взад-вперед, рассматривая картины на стенах, полистал книгу, прислушиваясь к звукам из спальни.

Однако все было тихо. Никто не открывал окон, никто не играл в Оле-Лукойе.

В четыре часа я начал медленный обыск ее квартиры. Единственной интересной вещью, которую я нашел, была краска для волос. Если я только правильно понял, она собиралась выкраситься в более темный цвет.

Кроме того, у меня появился полный набор цветных кусочков мозаики ее личной жизни. Альбом с фотографиями из времен детства, школы, гимназии, работы и отдыха. Старые родственники со сморщенными лицами, свадьбы друзей, чьи-то похороны, крестины. Рождественские и пасхальные открытки. Фотографии с солнечных пляжей на фоне высоких гор. Типичные норвежские семейные фотографии. Свежий норвежский воздух.

Я не видел ни одного знакомого лица, пока не начал рыться в книгах. Из одной их них на пол упала черно-белая фотография — одна из тех, что делают уличные фотографы.

На фотографии, явно не в Норвегии, стоял Александр Латор рядом с белым молодым мужчиной, которого я никогда не видел раньше. Я перевернул фотографию. На обороте кто-то красными чернилами написал: «Лондон, 1979».

Мозаика сложилась.

Я засунул фотографию в бумажник и решил немного подремать, пока меня не разбудили чьи-то осторожные пальцы, пытающиеся пробраться во внутренний карман моего пиджака.

Я открыл глаза и уставился прямо в серо-стальные глаза Кари Карсте. Она была так близко ко мне, что мы могли бы слиться в поцелуе. Но вместо этого мы просто смотрели друг на друга, кажется, целую вечность.

Она хрипло сказала:

— Я просто хотела… мои билеты.

Я отвел в сторону ее руки и ответил:

— Всему свое время. Собирайся, а я пока вызову такси.

Однако сначала я набрал номер телефона Мюуса. Его не было на месте, как мне сказали, он был на пути в аэропорт Флесланд.

38

Когда мы подъезжали к аэропорту, было все еще темно. Большие фабрики и заводы Сандсли и Кокстада еще не проснулись к рабочему дню. Над забором во Флесланде клубился туман, как будто сразу за ним спали драконы. Здание аэропорта сияло подобно поддельному бриллианту. На взлетно-посадочной полосе на севере от главного здания Флесланда дремали похожие на гигантских стрекоз вертолеты, которым скоро предстояло вылететь с грузом на нефтяные платформы в Северном море.