Паровозик из Ромашкова и другие рассказы - [13]

Во влажной, душной темноте навязчиво пахло ржавым металлом и плесенью. Ощущение толщи

земли, неподъемной, давящей, усиливалось с каждым пройденным метром, а любые звуки, отраженные в тесном пространстве трубы становились глухими, жуткими. Иногда, слепо шаря по

бетону руками, Вадим нащупывал решетки боковых ответвлений. Некоторые из них оказались

вырваны с корнем и сильно покорежены, и парню даже подумать было страшно, какой

подземной твари они помешали пройти. Встретиться с ней в тесном пространстве трубы, где даже

защититься толком не получится, совсем не хотелось. Между тем Вадиму уже начало казаться, что бетонные стенки постепенно сдвигаются, и скоро он будет ползти, подтягиваясь руками, а то

и вообще застрянет. Пришлось убеждать себя, что это всего лишь фантазия, разыгравшаяся от

страха. Несколько раз он специально раздвигал локти, чтобы проверить ширину прохода – она

всегда оказывалась неизменна, но мерзкое чувство никуда не исчезало. Теперь мысль о походе

на поверхность казалась ему такой глупой, что он всерьез не понимал, как мог ухватиться за

такую идею, вынашивать ее, обдумывать. То, что он полез в этот, никем ранее не исследованный

проход уже было чистой воды самоубийством. А уж то, что он вознамеривался делать дальше, каким-то чудом попав на верх… Да и как он туда попадет, если не знает, куда ведут

коммуникации? Здесь нужно было надеяться только на удачу, коротая в последнее время и вовсе

отвернулась, или послушать голос разума, советовавший повернуть обратно. «Да куда ж я тут

поверну? Только задом пятиться…» - невесело усмехнулся Вадим.

Проход стал поворачивать, медленно и почти неощутимо. Парень заметил это только потому, что

впереди, с левой стороны, вроде бы стало светлее. Почти незаметно, но этого хватило, чтобы

Вадим начал двигаться быстрее, не смотря на ноющие от усталости локти и колени. Наконец свет

стал виден различимой точкой среди непроглядного мрака канализации, и он, забыв обо всем, собрав все силы, пополз к нему.

Пододвинувшись к самому краю трубы, Вадим осторожно выглянул. Вокруг не замечалось

никакого движения, только далеко внизу, на дне трещины медленно плыли отраженные в черной

воде розовые закатные облака. Следующая секция коллектора валялась там же, вдавленная в

грязь остовом автобуса. Глянув наверх, парень обнаружил, что поверхность гораздо ближе, чем

он предполагал вначале, да и взобраться на край трещины не так уж и сложно. Проверив

ремень, на котором за спиной болтался заточенный кусок арматуры, Вадим перебрался с трубы

на бампер автобуса и, цепляясь за куски бетона и железа, пополз наверх. Он уже понимал, насколько опрометчив был его поступок. На поверхность ходили отрядами – одиночке долго не

продержаться под таким красивым и одновременно страшным небом. Чужую, враждебную

человеку земную поверхность населяли десятки тварей, видевших в одиноком путнике отличную

добычу. Вадим никогда не отличался безрассудством, да и лишней смелости у него никогда не

водилось, но обстоятельства не оставили выбора.

Когда заболела Марина, врач не стал церемониться, отвел Вадима в сторону, и предупредил:

«Долго не протянет». Болезнь не была страшной и неизлечимой. Смертельной ее сделало

отсутствие подходящих лекарств, найти которые в последние годы даже на поверхности было

невозможно. Никто из разведчиков, разумеется, Вадима и слушать не стал – где это вообще

видано, чтобы ради какой-то одной девчонки как минимум пятеркой бойцов рисковать? Да и

самого отпускать не хотели, пришлось, улучив удобный момент, сбежать, да не путем, которым

обычно разведчики наружу выходили, а через старую канализацию, чтобы не знали, куда

убежал, и вернуть не смогли. Вадим твердо вознамерился обшарить аптеки, до которых только

удастся добраться и принести все, что там найдется. Затея и тогда начинала казаться ему

невыполнимой, но оставаться в подземелье, и смотреть на медленную смерть сестры было

невыносимо.

Когда Вадим добрался до кромки асфальта, солнце уже почти скрылось за горизонтом – удачное

время суток для человека, привыкшего жить в полутьме. Улица, на которой он стоял, мало чем

напоминала фотооткрытки, которые он с Мариной бережно хранили и любили пересматривать.

Невысокие, изящные здания, некогда выкрашенные в пастельные цвета, с ярко-белой

причудливой лепниной, медленно рассыпались. Стены их, окрашенные копотью пожарищ, были

испещрены следами пуль, в некоторых местах обвалились от взрывов. Никем не истребляемая

буйная растительность расползалась по ним, скрывая под собой следы трагедии, разыгравшейся

здесь всего пару десятков лет назад. Кто это сделал, зачем – теперь было не важно. Все

участники давно стали пеплом, в который теперь пускала корни зеленая поросль. Улицу, когда-

то называемую Красной, можно было теперь переименовать в Зеленую. Хотя, старики когда-то и

рассказывали Вадиму, что название это к цвету отношения не имеет, но он уже и не помнил их

долгих объяснений. Да и кому они теперь были нужны?

То и дело приходилось обходить покореженные остовы машин, иногда - перепрыгивать через

трещины, к счастью, не слишком широкие, как та, из которой Вадим выбрался на поверхность.