Паровой дом - [30]

Капитан Худ не сдержал своей радости.

— Дом на колесах! — вскричал он. — Одновременно экипаж и пароход! Ему не хватает только крыльев, чтобы превратиться в летательный аппарат и преодолевать воздушное пространство!

— Это произойдет в один прекрасный день, дорогой Худ, — серьезно ответил инженер.

— Я знаю, друг Банкс, — не менее серьезно сказал капитан. — Все будет! Но наша жизнь не сможет продлиться на двести лет, чтобы мы смогли увидеть эти чудеса. Повседневная жизнь не очень-то весела, и тем не менее я бы охотно согласился жить десять веков — из чистого любопытства.

Вечером, в 12 часах от Гаи, преодолев великолепный мост, по которому проходит железнодорожный путь, в двадцати четырех футах над уровнем Сона, мы раскинули лагерь в окрестностях Сассерама. Остановились в этом месте только на ночь, чтобы пополнить запас дров и воды, а с рассветом отправиться дальше.

Эта программа была выполнена по всем пунктам, и на следующее утро, 22 мая, до наступления жаркого дневного времени, которое готовило нам палящее солнце, мы пустились в путь.

Местность оставалась прежней, то есть с очень богатой растительностью и хорошо возделанными полями. Такой она является на подступах к чудесной долине Ганга. Я не буду говорить о многочисленных деревнях, затерянных среди необъятных рисовых полей, между пальмовых рощ с толстыми сводчатыми листьями, под сенью огромных манговых и других деревьев. Впрочем, мы не останавливались. Если даже подчас дорогу преграждала какая-нибудь тележка, которую медленно тащили зебу, двух-трех свистков было достаточно, чтобы заставить ее посторониться, и наш слон шествовал дальше при великом изумлении райотов.

В течение этого дня я имел удовольствие любоваться необъятными розовыми полями. В самом деле, мы находились в окрестностях Газипура — крупного центра по производству розовой воды или, скорее, розовой эссенции.

Я спросил Банкса, не может ли он дать мне какие-нибудь сведения о столь изысканном продукте, который, очевидно, является последним словом в парфюмерном искусстве.

— Вот цифры, дорогой друг, — ответил Банкс, — они вам покажут, насколько дорого это производство. Сорок фунтов розовых цветков выпаривают на медленном огне, что дает примерно тридцать фунтов розовой воды, которую снова выливают на сорок фунтов цветов и вновь выпаривают до тех пор, пока смесь не составит двадцать фунтов. Эту смесь выставляют на двенадцать часов на свежий ночной воздух, а на следующий день собирают на ее поверхности — что бы вы думали? — одну-единственную унцию застывшего ароматного масла. Так вот, из восьмидесяти фунтов роз — говорят, что такое количество составляют не менее двухсот тысяч цветков, — в конце концов выходит одна унция масла. Это же настоящее истребление! Неудивительно поэтому, что даже в стране, где производится розовая эссенция, одна унция ее стоит сорок рупий, или сто франков.

— Э, — отозвался капитан Худ, — если для того, чтобы сделать одну унцию водки, понадобилось бы восемьдесят фунтов винограда, то представляю себе, на какую недосягаемую высоту поднялась бы цена грога!

В этот день нам надлежало еще преодолеть Карамнаку, один из притоков Ганга. Индусы превратили эту невинную речку в нечто вроде Стикса[100], по которому не очень удобно плавать. Его берега не менее прокляты, чем берега Иордана или Мертвого моря. Тела, которые ему доверяют, он несет прямо к брахманскому аду. Не стану оспаривать эти верования, но если кто-то считает, что вода этой дьявольской реки неприятна на вкус и нездорова для желудка, то я протестую. Она превосходна.

Вечером, преодолев слабопересеченную местность между необъятными полями мака и обширной шахматной доской рисовых полей, мы остановились лагерем на правом берегу Ганга, напротив древнего Иерусалима индусов — священного города Бенареса[101].

— Двадцать четыре часа стоянки, — сказал Банкс.

— На каком расстоянии от Калькутты мы сейчас находимся? — спросил я у инженера.

— Примерно в трехстах пятидесяти милях, — ответил он, — и признайтесь, мой дорогой друг, мы не почувствовали ни утомительного пути, ни дорожной усталости.

Ганг! И сразу в памяти всплывают самые поэтические легенды, и кажется, вся Индия заключена в нем. Есть ли в мире долина, которую можно сравнить с той, что, направляя величественные воды Ганга, раскинулась на пространстве в 500 лье и насчитывает не менее ста миллионов жителей? Есть ли место на земном шаре, где случалось больше чудес с самого появления здесь азиатских племен? Что сказал бы о Ганге Виктор Гюго, с такою гордостью воспевавший Дунай? Да, можно гордо заявить:

Словно в море волненье идет,

Когда по долине он мчит поток,

Змеей извивается и несет

Воды с запада на восток!

Однако у Ганга свое волнение, свои циклоны, и пострашнее, чем ураганы европейской реки! Он тоже подобно змее разворачивает свое течение! Он тоже течет с запада на восток! Но начало свое он берет не в заурядном массиве холмов — с самой высокой в мире цепи гор, с гор Тибета устремляется он сюда, вбирая в себя по дороге все притоки. Он спускается с Гималаев.

На следующий день, 23 мая, на восходе широкая гладь вод засверкала зеркальным блеском перед нашими глазами. На белом песке группа огромных крокодилов, казалось, впитывала первые лучи дня. Они лежали неподвижно, повернувшись к лучистой звезде, будто самые верные последователи Брахмы. Но несколько плывущих мимо трупов вывели их из состояния поклонения. Утверждают, что трупы мужчин плывут на спине, а трупы женщин — на груди. Смею заверить, что в этом утверждении нет ни капли истины. Секунду спустя чудовища набросились на эту добычу, которую ежедневно поставляют им потоки вод полуострова, и потащили ее в глубь реки.