Пароль — «Брусника» - [14]

— Кушайте, — просто предложила она.

— Это Мария, — представила женщину Татьяна, — она к тебе будет приходить или разных людей присылать. Тогда помогай им всем, чем можешь.

Много осторожных ног прошло по тропинке, ведущей к невзрачной хате Стефановичей. Всегда находились здесь еда, одежда и доброе слово, что бывает иногда дороже всего для измученного, потерявшего веру в себя человека.

У Вячеслава Стефановича — Ватика, как его звали товарищи, остались только одни брюки и рубашка — вся остальная его одежда «ушла на военнопленных». Потом, когда одевать беглецов было не во что, Шура ходила по знакомым и соседям и выпрашивала старые мужские вещи. Большинство, ни о чем не спрашивая, отдавали все, что могли. Это было время, когда вообще люди старались задавать меньше вопросов. Доверие, которое в те страшные годы было необходимо как воздух, завоевывалось временем и делом. И так шли дни, и все это было просто и обыденно. Многие потом вспоминали добрым словом Стефановичей, и было за что: не одному и не двум нашим людям спасли они жизнь.

Недалеко от хаты Стефановичей, на этой же Германовской улице, была другая явочная квартира. Ее хозяева — тоже колхозники — Василий Иванович и Анастасия Александровна Марчук, их дочери Клава и Нина и сын Шура всем, чем могли, помогали подпольщикам и партизанам. Они прекрасно знали, что им за это грозит мучительная смерть, но все равно делали все, что было в их силах. Восемнадцатилетний Шура со своими товарищами подбирал оружие и прятал его в соломенную крышу дома, в погреб и даже в хате. Это оружие забирали партизанские связные, приходившие к Марчукам на явочную квартиру. Старшая дочь Клава сообщала ценные сведения партизанам, а младшую дочь Нину устроили на работу в аптеку, откуда немало медикаментов перешло в лес в партизанские отряды.

Мария бывала и у Стефановичей, и у Марчуков. Она появлялась иногда и без предупреждения, но чаще сообщала о своем приходе заранее, чтобы встретиться со связными от партизан и подпольщиками, сообщавшими Осиповой всевозможные сведения или получавшими от нее задания. Осипову хорошо знали в этих домах, и достаточно было пришедшему сослаться на нее, чтобы хозяева сделали все возможное для этого человека.

Однажды Мария пришла к Марчукам и застала всю семью в волнении: фашисты издали очередной приказ, по которому юноши и девушки должны были явиться для отправки на работу в Германию. Шестнадцатилетняя Нина попадала под этот приказ (у Клавы был маленький ребенок, и отправка ей не грозила).

— Что будем делать, Мария? — растерянно спросил Василий Иванович. — Надо девку выручать.

На Осипову с надеждой смотрела заплаканная мать, в углу всхлипывала испуганная Нинка.

«Что же придумать? — размышляла Мария. — Достать справку о болезни? Долгое дело, да и соседки могут проболтаться. Спрятать девчонку тоже нельзя: родителей начнут таскать за укрывательство. Что же делать?»

И вдруг неожиданная мысль осенила ее.

— Замуж ее выдадим, а я буду свахой! — сказала она. — И жениха подходящего найдем.

Через день по всей улице прошла торжественная процессия: Мария с большой бутылкой самогона, а рядом с ней гордо выступал высокий, красивый, светловолосый парень с белой повязкой полицая на рукаве, чуть сзади шли остальные сопровождающие.

— Такой видный парень, а полицай!

— Неужели за предателя дочку отдадут? — шептал кто-то.

— Повезло Нинке, хорош жених!

— Теперь будет у Марчука зять полицай — живо разбогатеют.

Много реплик летело вслед идущим, и злых, и презрительных, и завистливых, но цель была достигнута. Соседям все было ясно: к Марчукам идут сваты с женихом. Сваха и ее спутники прошли в дом и начали обсуждать, когда будет свадьба, сколько готовить угощения и самогонки. Не забыли позвать на сговор соседок, выбрали тех, у которых ничего не держится на языке: им достаточно было нескольких минут, чтобы растрезвонить новости по всей деревне. Потом Нина проводила «жениха» через всю улицу, и только тогда они распрощались. Никому из соседей не могло прейти в голову, что вся эта свадьба — ловкая выдумка. Уж больно естественно вела себя «сваха» Мария, несшая четверть самогонки (в бутыль была налита обыкновенная вода) и красавец полицейский (партизанский связной Миша Алисионок). Так и ходила Нина в невестах, пока не донесли на Марчуков и не забрали всех, кроме Нины, в гестапо.

Нину успели предупредить соседи, что всех ее родных арестовали и, хотя она видела у окна хаты на привычном месте чуть сутулую фигуру отца (Анастасию Александровну увезли сразу), она не вошла в дом. Три дня держали фашисты у окна старого Марчука как приманку: вдруг кто-нибудь придет из партизан и попадет в засаду, но соседи всех успели предупредить, и разъяренные гитлеровцы уехали, забрав с собой Василия Ивановича. Нина несколько дней пряталась у знакомых и у чужих людей, а потом ее вывели из города и помогли добраться до партизан.

Как ни старались гестаповцы узнать у Анастасии Александровны и Василия Ивановича, с кем они связаны, все было напрасно: не сломился дух этих мужественных людей ни от угроз, ни от побоев. Три недели держали в подвалах гестапо Анастасию Александровну и Василия Ивановича, но ничего они не сказали, не выдали товарищей, и их, обессиленных и избитых до полусмерти, отпустили, а их старшую дочь Клаву, на которую был донос, что она тесно связана с партизанами, — отправили в лагерь смерти.