Пароль — «Брусника» - [13]

По законам конспирации подпольщики не знали, кто еще входит в группу. Члены первоначальной группы подбирали себе для подпольной работы двух-трех, редко пять человек и имели дело только с этими людьми. Каждый имел свое задание и о выполнении его докладывал своему старшему по группе. Почти никто не знал настоящее имя Черной, кто она и где живет.

Задания у подпольщиков были разнообразные: то надо было разъяснять населению истинное положение дел, писать и расклеивать листовки, помогать медикаментами и продуктами раненым воинам, укрывать еврейское население от гитлеровцев, организовывать побеги военнопленных из лагерей, переправлять людей к партизанам.

Кроме группы Осиповой, в Минске уже действовали еще несколько подпольных групп. Иногда получалось так, что эти группы делали одну и ту же работу. Бывало, что подпольщики Черной, выходя на задание, обнаруживали на заранее намеченном ими месте «чужую» листовку или, придя за оружием, уже не находили его и т. д. Так происходило потому, что подпольные группы старались соблюдать строжайшую конспирацию — иначе им грозил провал. В таких случаях подпольщики не испытывали чувство досады, что их кто-то опередил, а радость, что с ними рядом борются за общее дело пусть не известные им, но настоящие советские патриоты.

Уже с самого начала оккупации подпольщики организовали десятки явочных квартир, где они могли встречаться, проводить свои совещания, принимать партизанских связных, хранить оружие и боеприпасы, слушать сводки Совинформбюро по радио и т. д.

Такая надежная квартира была и у группы Черной. Старый рабочий Николай, Прокофьевич Дрозд со своей семьей жил рядом с общежитием на Заславской улице. И вот сюда, в дом № 33, приходили на связь партизаны и подпольщики, здесь проходили совещания, а в подвале дома хранились оружие и медикаменты. Вся семья Дрозд — хозяйка Елена Адамовна, две дочери — девятнадцатилетняя Регина, или, как ее все ласково называли, Ренечка, и младшая Яня — все принимали самое деятельное участие в работе. Реня Дрозд была в числе первых, кто вошел в подпольную группу Марии. У Черной было несколько таких явочных квартир: на Полевой улице в доме Татьяны Мазняковой (Тони), в общежитии на Заславской у Галины Липской, в деревне Столовое, на Германовской улице у колхозников Александры и Вячеслава Стефанович. В хату Александры Яковлевны и Вячеслава Павловича приходили связные, здесь прятали оружие и медикаменты, укрывали бежавших военнопленных. Никто не предлагал Стефановичам делать то, что они делали, — это получилось само собой. Они просто не могли жить иначе.

И вот с чего все началось.

Когда мимо дома Стефановичей фашисты погнали первую колонну военнопленных и еще каких-то изможденных людей в штатском и Александра Яковлевна увидела их бледные, худые лица и неуверенную походку, у нее перехватило дыхание. Она кинулась в дом, сгребла в платок всю еду, что была у нее, и выскочила на обочину дороги. Дрожащими руками она совала проходящим куски хлеба, сало, огурцы, картошку, а когда конвойный с силой отпихнул ее и прогнал за калитку, пригрозив расстрелом, она продолжала бежать вдоль забора, выдирая из грядок зеленый лук, и кидала его в середину колонны.

Колонны прошли, а она не находила себе места — не могла забыть лиц и глаз пленных. Особенно ей запомнился совсем молоденький солдатик, с тонкой мальчишеской шеей и светлыми, как лен, волосами. Ему уже не досталось хлеба, но она успела бросить ему огурец и большой пучок зеленого лука. Шура смотрела на своего сына и ясно представляла себе, что вот так в этом строю обреченных мог бы шагать ее Мишка, родись он на десяток лет раньше. Нервы не выдержали, и женщина заплакала, глядя на нее, заревели дети…

Такой и застал ее вернувшийся муж.

— Ты что, мать? — с испугом спросил он.

Шура рассказала ему о том, что было.

— Немцы здесь укрепления строят, — объяснил ей Вячеслав Павлович, — значит, все время будут наших мимо дома гонять.

Когда немного стемнело, Стефанович пошел на соседнее поле и начал собирать валявшееся возле убитых оружие. Он прятал его в укромное место на меже и в сарае, где раньше был колхозный ток. Часть оружия спрятали в погребе.

— Помоги мне, — позвал Стефанович жену, — тут одежда валяется, надо взять — кому-нибудь пригодится.

Шура пошла к нему на подмогу: у нее не хватило смелости совсем близко подойти к мертвецам, а их стало намного больше, чем раньше, — фашисты не жалели пленных. Она взяла из рук мужа одежду и только собралась идти домой, как ее взгляд упал на лежащего ничком красноармейца. Это был тот солдатик с тонкой шеей и светлыми волосами — она сразу узнала его, — из кармана его рваных брюк торчали зеленые луковые перья. От жалости и горя у Шуры закипело сердце. Она даже не могла заплакать, а механически, как заводная, подошла к убитому поближе и так стояла над ним, не в силах сделать шага. Муж увел ее домой, и с этого дня Шуру как будто подменили: она бесстрашно ходила на поле в поисках оружия и помогала Вячеславу прятать его.

Однажды к Стефановичам пришла сестра Шуры Татьяна и привела с собой молчаливую черноволосую женщину, Александра Яковлевна, ничего не спрашивая, поставила перед гостьей миску с картошкой, положила хлеб.