Пароль - Балтика - [30]

Владимир Коккинаки в свое время давал путевку в жизнь бомбардировщику ДБ-3, установил на нем мировые рекорды: поднял груз в полтонны и в тонну на 12 тысяч метров, а 2 тонны-на 11 тысяч метров. Да, Коккинаки знал ДБ-3, как никто другой. Но моторы этих израненных в боях машин были слишком изношены, требовали замены.

После инструктажа, проведенного испытателем, командир эскадрильи Василий Гречишников стартовал с тысячекилограммовой бомбой. ДБ-3 долго-долго бежал по полосе, перевалил через изгородь и кустарники, но, не получив достаточной скорости, стал падать, снес "ноги" и загорелся. Вот-вот могла взорваться тысячекилограммовая бомба. Гречишникову и штурману Власову удалось быстро выбраться из кабин, а стрелок-радист Семенков оказался зажатым в турели: колпак намертво заклинило при ударе самолета о землю.

Подбежавшие к горящему бомбардировщику краснофлотцы штыками отсекли дюралевые листы обшивки фюзеляжа и вытащили стрелка-радиста из огня.

Испытателя не могло поразить то, что произошло. К подобным ситуациям он был готов каждый раз, когда поднимал в небо новый самолет.

Владимир Коккинаки, хмурясь, сказал Жаворонкову:

— Да, с такими моторами и с такого аэродрома тяжелые бомбы не поднять. Так и доложу Ставке.

Генерал Жаворонков и Владимир Коккинаки улетали в Москву.

— Вернусь самое большее через два-три дня, — говорил генерал. — Старшим всей группы остается командир Первого минно-торпедного полка. Прошу подумать, что можно сделать для увеличения бомбовой нагрузки.

Прибыв в Москву, Жаворонков встретился с Николаем Герасимовичем Кузнецовым, и они немедленно направились к Сталину. В приемной ждал командующий ВВС Красной Армии генерал П. Ф. Жигарев, вместе с которым Семен Федорович учился когда-то в Качинской летной школе. Вошли в кабинет.

В течение всего разговора Сталин ходил по комнате, задавая вопросы и требуя четких, прямых ответов.

— Вы послали на Балтику самолеты с изношенными моторами, — недовольно сказал Сталин генералу Жигареву.

— Это лучшее, что мы имеем, — ответил командующий ВВС.

— Но они не могут взлетать при максимальной нагрузке.

Жигарев промолчал. Сталин остановился перед Жаворонковым:

— Как воюют летчики Балтфлота?

Вопрос вернул Жаворонкову обычное состояние уверенности. Без каких-либо записей он всегда мог нарисовать точную картину, сложившуюся на любом театре военных действий. Удивительная память позволяла генералу помнить не только положение в общем, но и конкретно по всем полкам, введенным в бой. Он не по наградным листам, а в деле знал каждого командира полка, каждого комиссара, многих начальников штабов, штурманов и инженеров.

Сталин, не перебивая, слушал. Чуть наклонив голову, он смотрел на карту, прикрепленную поверх другой почти на всю стену. Жаворонков рассказывал о летчиках Эзеля, Ханко, Таллина и Ленинграда, о действиях тридцати пяти экипажей первого полка, оставшихся в Беззаботном.

— Какова их главная задача? — спросил Сталин.

— Бороться с танками противника, — доложил Семен Федорович.

Верховный главнокомандующий спросил, велики ли потери.

— Потери не только в боевых полетах, товарищ Сталин, — ответил генерал. — Фашисты бомбят аэродромы. В Копорье на рассвете подверглись бомбардировке линейки для стоянки самолетов и служебные постройки, где спал личный состав.

— А что делали истребители?

— Их слишком мало, чтобы всюду поспеть.

Нет ли угрозы самолетам на Эзеле?

Жаворонков рассказал о бомбардировках и штурмовках Кагула и Асте.

— Смотрите, вы лично отвечаете там за все. Сталин посмотрел поочередно на Кузнецова и Жаворонкова, и было неясно, к кому именно относится предупреждение. И новый вопрос:

— Каков резерв бензина при полете на Берлин и обратно на Эзель?

— Минут двадцать, пожалуй.

— Двадцать? — озабоченно переспросил Сталин. — И большая часть пути над морем?

— Да, товарищ Сталин.

— А если бомбардировщик подбит? Ведь на плаву QH держаться не сможет.

Это он сказал скорее самому себе, а не Жаворонкову.

— Флот окажет помощь, — сказал Жаворонков.

— Мы продумали это, — подтвердил Кузнецов.

— Я думаю, вам самому надо повести самолеты на Берлин, — сказал Верховный Главнокомандующий, обращаясь к Жаворонкову.

Тот объяснил, что очень хотел бы лично вести группу на Берлин, но не имеет опыта полетов на этом типе самолетов.

— Кого вы оставили за себя?

— Командира полка полковника Преображенского, — доложил Семен Федорович. — Справляется?

— Справляется, товарищ Сталин.

— Хорошо. — Сталин прошелся вдоль стены, снова остановился около карты балтийского театра военных действий. — Но позаботьтесь о наращивании ударов по Гитлеру.

— Есть, товарищ Сталин.

Когда прощались, Сталин пожал руку генералу:

— Передайте товарищам летчикам, что я крепко на них надеюсь.

Подробная телеграмма, посланная на остров Жаворонковым, была оглашена на открытом партийном собрании. Комиссар прочел вслух и сообщение, опубликованное в центральных газетах.

"Советская авиация, — писала "Правда", — имела полную возможность систематически бомбить Берлин в начале и в ходе войны. Но командование Красной Армии не делало этого, считая, что Берлин является большим столичным городом, с большим количеством трудящегося населения, в Берлине расположены иностранные посольства и миссии, и бомбежка такого города могла привести к серьезным жертвам среди гражданского населения.