Парни со стволами - [30]

И тут старик удивил спецназовцев. Он убрал со стола руки и попытался встать, но, уловив движение ствола автомата Котова, поспешно сел на место и снова послушно вытянул на столе свои руки.

— Вы — русский солдат, — с чудовищным акцентом вдруг произнес сириец, — Хмеймим… самолеты… друг.

Котов смотрел на старика и думал. Уж больно его глаза горят. Так не врут, да и не врут старики. Слишком много приходится старому человеку на душе таскать, чтобы еще и на краю могилы грешить. Потому-то многие к старости и к вере в Бога приходят, даже если в молодости были ортодоксальными атеистами. А если врет? Тогда Немирович-Данченко и Станиславский нервно курят в сторонке. Или не в сторонке, а над холмиком их с Олегом могилки, если он ему поверит. Старик снова заговорил, очень горячо и вдохновенно.

— Он говорит, — продолжал переводить Зимин, — что прячет здесь внучку уже два года, что чудом сберег ее от рук боевиков. Они собрали в первую же неделю, как пришли сюда, всех молодых женщин и взрослых девочек и увезли куда-то. И расстреляли много взрослых мужчин. Если они узнают, что у него здесь прячется внучка, будет беда.

Котов поверил не столько словам старика, а тому, что вслед за ними девочка вдруг забилась на полу в истерике. Старик вскочил с места, поймал взгляд Котова и кинулся к внучке. Обнял ее, прижал к себе, стал вытирать подолом своей рубахи слезы, лившиеся ручьем. Понемногу несчастная начала успокаиваться. Он взял ее на руки и отошел к столу.

— Ну, так, — решился спецназовец и уселся на стул напротив сирийцев, кладя автомат дулом в их направлении. — Переведи им, Олег, если они меня обманули, я им устрою большую стрельбу и шум, и боевики со всей округи сбегутся сюда. Пусть тогда пеняют на себя. Кто жив останется.

— По-моему, он не врет, — тихо сказал Зимин.

— Ты переведи, переведи, — потребовал Котов, — а то в жизни всякое бывает. Пусть имеют в виду, что мы люди военные, мы выполним приказ.

Зимин стал переводить, видимо, уже от себя добавляя немного успокаивающих и убедительных слов. Сирийцы даже заулыбались, затем наперебой заговорили. Зимин крутил головой и еле успевал переводить.

— Они говорят, что сразу догадались, что мы из России. Других тут быть не может, а на сирийцев или турок мы не похожи. Говорят, что в лицах русских есть что-то такое, что позволяет узнавать их сразу. И еще они, конечно же, очень благодарны за помощь Сирии. И теперь они видят, что мы пришли сюда, значит, вот-вот прогоним этих головорезов и убийц. А старик десять лет назад работал на строительстве завода, встречался там часто с нашими инженерами. Помнит очень много русских слов. Они хотят знать, с чем мы пришли к ним.

— Спроси, почему старик носит еду этим головорезам и убийцам?

— Они велели, — после обмена арабскими фразами, перевел Зимин. — Он здесь в поселке что-то вроде старосты или главы местного самоуправления. То есть не сбежал, а остался помогать тем, кто не успел или не смог уехать. И боевики его обязали кормить их. Он собирает еду где может, в том числе и среди жителей. Это как плата за то, что боевики никого больше не трогают. Он очень боится за внучку. Она прячется в доме, без солнца, без свежего воздуха, и он не знает, сколько это все продлится. Если бы не люди, кто еще остался в городке и доверяет ему, надеется на него, он бы давно ушел.

— Они помогут нам? Спроси.

— Да, — обменявшись репликами с повеселевшими сирийцами, заявил Зимин, — помогут. Они верят, что Россия сумеет выгнать убийц с их земли. И жители вернутся. А старик сохранит их дома. И еще, он знает, что Россия привозит гуманитарную помощь в те районы, где голодают жители. Он очень надеется на нашу помощь и сделает все, что мы ни попросим.

— Ну, ладно, — вздохнул Котов. — Но ты, Олег, не расслабляйся, стой где стоишь. Помни, что мы на вражеской территории, а тут и кусты стреляют. Единственный гарантированный друг — это твой товарищ по оружию. Его плечо. Теперь давай разговаривать про склады.

— Товарищ капитан…

— Что?

— Конфеты, — напомнил лейтенант, и Котов спиной почувствовал, что переводчик улыбается.

— Ну, хрен с ними. Раз принес, валяй, угощай, — разрешил он и пододвинул к себе автомат, обратившись целиком в слух. Мало ли что там, за дверью.

Зимин вытащил из кармана полиэтиленовый мешок с конфетами и подошел к столу. Удивительно было видеть, что заплаканная, запуганная девчонка сразу поняла, что это такое. Лицо ее сразу изменилось, глазенки загорелись, хотя пальцы продолжали крепко держаться за руку деда. Зимин высыпал на стол перед девочкой полтора десятка разных конфет, от карамелек до шоколадных, и стал ей что-то говорить по-арабски. Дед заулыбался, взял конфету и подал девочке. Та быстро развернула и сунула сладость за щеку. Она не благодарила, просто резко повернулась к деду и уткнулась лицом в его грудь.

Котов обратил внимание, что старик показал на конфеты, что-то сказал Зимину, потом кивнул на своих друзей. Переводчик строго стал возражать. Когда обмен фразами закончился, он перевел командиру:

— Старик предложил и друзьям взять конфеты и отнести тем детям, что еще живут в поселке. Но я решил, что кто-то из боевиков может случайно увидеть обертки и понять, что здесь были чужие. Вряд ли в поселке сохранились конфеты с довоенных времен.